Покончив с чипсами, он вошел в редакцию. В общей комнате сидели Стюарт, Форд и Эдди. Развалившись на стульях, они лениво трепались.
— За работу, ребята, — приказал Джим. — Никто не уйдет домой, пока полосы не будут сданы и отправлены в типографию. Никаких поблажек. Хватит авралов. Работают все дружно и дружно уходят.
Эдди вскочил и выкинул руку, гротескно имитируя фашистское приветствие.
— Яволь, майн коммандант! — браво выкрикнул он.
Джим ухмыльнулся и покачал головой.
— Клоун!
По пути на свое место он обратил внимание на Шерил Гонсалес, редактора отдела развлечений. Она сидела в кресле и с угрюмым лицом смотрела в окно. В последние дни Шерил стала удивительно молчалива. Джим чувствовал, что с ней что-то не то, но поговорить начистоту не решался — вдруг ей не хочется, чтобы лезли в ее личную жизнь! Она была новенькой в редакции — Хоуви отказался работать и предложил вместо себя эту Шерил Гонсалес. Обычно веселая и говорливая, теперь девушка ходила как в воду опущенная.
Быть может, просто поругалась с дружком или еще что-то в этом роде. Надо попросить Хоуви переговорить с ней — ему будет легче, они ведь давние приятели.
— Шерил, — окликнул Джим. Она хмуро посмотрела на него.
— Твоя полоса готова?
— Моя полоса готова на шесть номеров вперед. Был настоящий завал рецензий.
— Отлично, — сказал Джим. Добавить ему было нечего, и он повернулся к Фаруку Джамалю:
— Кто у нас пишет про коммуну Тета-Мью?
— Рон Грегори.
— Скажи ему, чтобы отнесся к делу посерьезнее. В прошлом семестре их представитель зажал меня в коридоре после семинара по американской литературе и с выпученными глазами битый час поносил нашу газету за то, что мы много пишем об одних коммунах и пренебрегаем другими. Больше не хочу таких сцен. Действительно, надо давать информацию обо всех, и регулярно.
— Ясненько.
В коридоре раздались лязг и жужжание, и через несколько секунд в комнату въехал Хоуви. Он широко улыбался, но улыбка мало соответствовала его лицу — болезненно худому, искаженному вечной болью. Джим приветствовал товарища радостной улыбкой, однако поймал себя на том, что опять думает: как заметно ухудшилось здоровье Хоуви! Живой труп.
— Как делишки? — спросил Хоуви, подкатывая к столу Джима.
— Хоть застрелись. Трудишься как ломовая лошадь, а толку чуть. Одна Шерил у нас по-настоящему эффективный работник. Сделала дело и плюет в потолок.
Эдди хихикнул. Но Шерил никак не отреагировала. Могла бы обидеться или отшутиться.
Джим нагнулся поближе к уху Хоуви и сказал шепотом:
— Что случилось с Шерил? Она сама не своя в последние дни.
— Я и сам ломаю голову.
— У тебя есть какие-то предположения?
— Нет.
— Ты бы не мог разведать, что с ней? Ты же знаешь ее лучше меня. Найди какой-нибудь подход.
Хоуви кивнул. Точнее, попытался кивнуть — голова плохо слушалась его.
— Я с ней непременно поговорю. Прямо сейчас. Палец инвалида, который всегда лежал на рычаге управления коляской, сделал едва уловимое движение влево, коляска подчинилась, и он покатил к столу Шерил.
Джим смял бумажный стаканчик от кофе и выбросил его в мусорную корзинку. Затем полистал пачку лежащих перед ним статей. Что-то мало в этом году хороших корреспондентов. С чего бы это? В группы журналистского мастерства записалось народу чуть ли не вдвое больше, чем в прошлом году. Казалось бы, выбор талантов увеличился, ан нет. То ли новенькие менее амбициозны, то ли менее одарены, чем их предшественники. Словом, пишут они более или менее охотно, а печатать нечего — одна неуклюжая ерунда, к тому же на плохом языке.
Надо побеседовать с профессором Нортоном, который курирует газету. Джим пометил в своем блокноте: "Посоветоваться с пр. Нортоном".
Затем отыскал сделанные со слов Фейт заметки об убийстве животных на курсе ботаники, перечел их, пожевал губы и решил это дело никому не поручать. Сам напишет. Поэтому он сунул листок с заметками в карман пиджака, чтобы поработать дома.
Через несколько минут к его столу вернулся Хоуви. Шерил больше не таращилась в окно, она вычитывала какие-то гранки, работая красной шариковой ручкой, однако с лица девушки не сходило отсутствующее выражение. Джим вопросительно посмотрел на Хоуви, но тот глазами показал, что не надо задавать вопросов, пока они так близко от Шерил, что она может услышать.
Джим едва заметно кивнул, показывая, что понял.
Хоуви попытался улыбнуться.
— Сегодня Яна Андерсон дает концерт в клубе, — сказал он. — Я напишу рецензию.
— Имя слышал, но не помню, слышал я ее песни или нет. Она что поет?
— Фолк-кантри-поп. Типа Шона Колвина или Лусинды Уильяме. Хорошая певица. У меня есть ее компакт, могу дать послушать.
— С удовольствием.
— Ты как, не составишь мне компанию сегодня вечером?
Поморщившись от боли, Хоуви повернул голову в сторону, чтобы встретиться глазами с другом.
М-да, в прошлом семестре при разговоре ему не приходилось прибегать к таким усилиям. Мышцы шеи явно отказываются повиноваться. А раньше вообще вертел головой, что твой флюгер...
— Договорились, — сказал Джим. Он чуть не брякнул, что он, конечно, плохая замена симпатичной девушке, но придется Хоуви смириться с этим. В прошлом семестре такая шутка вполне бы сошла. Пусть и плоская, она бы не задела Хоуви. А сейчас как-то не тянуло шутить. — Хочешь, я заеду за тобой?
— Не стоит. Последняя лекция у меня начинается в четыре тридцать, а закончится в шесть, — сказал Хоуви. — Концерт в восемь. Ладно, поболтаюсь в университете — может, в библиотеку загляну, а потом буду ждать тебя перед студенческим центром.
— Заметано. Хоуви ухмыльнулся.
— Ты меня сразу узнаешь. Я там буду один в инвалидном кресле.
— Не дрейфь, дружище, я тебя узнаю.
Как они и договорились, Хоуви ждал друга у входа в студенческий центр. Справа от двери из затемненного стекла стояли парень и девушка — оба с ног до головы в черной коже. Ни на кого не обращая внимания, они исступленно целовались. У девушки была грудь наружу, и парень усиленно мял ее своей пятерней. А рука девицы гуляла у него в штанах.
Хоуви ухмыльнулся.
— В К.У. Бреа нескончаемый праздник, — насмешливо прокомментировал он.
— Похоже на то, — отозвался Джим.
Он придержал дверь для друга, и они направились через холл к лифту, чтобы подняться в клуб.
Наверху, в уставленном столиками большом зале со сценой, народу было куда больше, чем Джим ожидал увидеть. Правда, зрители подобрались большей частью шумные и разбитные. Аудиторию исполнительницы народных песен Джим представлял себе... ну, скажем, более консервативной... По крайней мере не такой воинственно неинтеллигентной.
Джим и Хоуви показали на контроле свои удостоверения представителей прессы, и их пропустили без звука. В зале они пробились поближе к сцене сквозь толпу разряженных юнцов и полуголых девиц и наконец устроились так, чтобы никто не заслонял сцену от Хоуви.
— Джим, достань-ка мою ручку и блокнот, — попросил Хоуви.
Протягивая другу ручку и блокнот, Джим приглядывался к окружающим. Неподалеку двое парней с косичками на затылке устроили матч, кто кого сильнее толкнет. В дальнем темном конце зала грудастая блондинка стояла на коленях перед парнем, у которого был вид байкера. Уж чем она там занималась... Можно было топор вешать — так накурено. И попахивало марихуаной.
М-да, студенческий клуб разительно изменился.
— Странноватую публику собирает эта Яна, — сказал Джим.
Хоуви кивнул. Вернее, обозначил начало кивка — на большее сил не хватало.
— Не то что странноватую. Каких-то полудурков.
— Кстати, как там с Шерил? Тебе удалось поговорить с ней по душам?
— Сказать по правде — не знаю.
— Как не знаешь? Чего же вы там шушукались? Хоуви чуть наклонил голову, пытаясь заглянуть Джиму в глаза.
— Она так ничего и не сказала. Ничего конкретного. Но что-то с ней случилось. Что-то очень плохое.