Итак, мы, как говорится, откровенно обменялись взглядами. В их глазах я остался кем-то вроде средневекового исполнителя указов гонителя евреев. Но их чувства меня вовсе не огорчали. Я был абсолютно уверен в своей правоте и имел достаточно оснований полагать, что защищаю интересы большой группы еврейского студенчества.
Однажды моя помощница по административным вопросам, которая за 40 с лишним лет службы перевидала четырех деканов, сказала мне: «Мистер Розовски, быть деканом вообще очень трудно, но быть деканом-евреем просто невозможно».
11.00
Я перехожу двором из главного здания (Юниверсити-холл) в Массачусетский, чтобы встретиться с президентом. Эта тропа порядком исхожена. Один я мог бы давно ее протоптать.
Как всегда, президент горячо приветствует меня. Он хлопает меня по плечу, весело смеется, и мы устраиваемся в удобных креслах его кабинета. Кресло, в котором я сижу, привычно промято. Кресло, как и тропинка, мои старинные приятели. Мы часто встречаемся, по меньшей мере три или четыре раза в неделю, и каждый раз наши встречи ассоциируются у меня с приятными воспоминаниями. Я наслаждаюсь обществом президента, это самые лучшие минуты дня.
Обсуждаются два совершенно разных вопроса. Мое горячее стремление к экономии помогло быстро принять решение реже красить стены аудиторий: облезшая краска еще никому не помешала успешно учиться. К сожалению, побочный эффект этого решения состоит в необходимости сократить бригаду маляров. Президент напоминает мне, что в данном случае лучше всего руководствоваться принципом «кто последним пришел, тот первым ушел». Но тут же оказывается, что все подлежащие увольнению маляры – негры. Мы оба приходим к заключению, что факультет может позволить себе сохранить прежний режим косметического ремонта.
Потом мы переходим к обсуждению долгосрочного планирования и связанных с ним обстоятельств. Наше взаимное отношение к этому вопросу, вопреки, казалось бы, ожиданиям, одинаково заинтересованное, что совсем не характерно для людей наших с ним специальностей. Он как юрист должен был бы, наверное, сосредоточиваться на вещах более сиюминутных и практических. Я как экономист предположительно должен был бы склоняться к преимущественному вниманию к вопросам информатики, статистики и прочего, связанного с цифрами. Но в нашем случае все не так. Президент взирает на вверенный ему университет с олимпийских высот, выискивая недостатки, чтобы их тут же искоренить и вообще улучшить все, что можно. Он стоит на плечах деканов, всматриваясь вдаль, в даль времени, на десятилетия вперед. Себя же я ощущаю полевым командиром, на которого сыплется град пуль. Принимаемые мною решения определяются куда более скромными рамками – часов, в лучшем случае – недель. Деканского Олимпа еще не открыли! Может, я ошибаюсь, но мне кажется, множество мероприятий, которые мы сейчас обсуждаем, уже приходили мне на ум. Но я глубоко уважаю мудрость и интеллект президента и понимаю, что он наталкивает меня на определенные выводы, так что у меня создается впечатление, будто я сам все придумал. Мы договариваемся насчет финансирования пятилетнего плана и решаем подробно изучить состояние дел на отделении романских языков.
12.00
Я тороплюсь назад в Юниверсити-холл той же исхоженной тропой, чтобы съесть сэндвич в обществе собратьев-деканов у себя в кабинете. Присутствуют: декан отдела аспирантуры факультета гуманитарных и естественных наук (специалист по русской истории), декан отделения прикладных наук (физик-статистик), заместитель декана по вопросам обучения (политолог), заместитель декана по биологическим наукам (нейробиолог), помощник по кадровым вопросам (логик) и мой помощник по планированию (историк и администратор). Наше собрание носит непринужденный характер. Мы сидим за кофейным столиком, каждый на своем привычном месте, едим одни и те же бутерброды, запивая кофе и кока-колой, бутылки с которой стоят прямо на стопках с бумагами. Наши встречи происходят еженедельно, длятся по два часа. Среди нас есть коллеги, встречающиеся за этим столиком на протяжении десятка лет. Это мои самые надежные советчики. От их глаза ничего не укроется. Им известно все, что знаю я (см. примеч. 4), и многое такое, о чем я не ведаю.