Прошло несколько месяцев, и вот из бостонского отеля «Риц-Карлтон» звонит какая-то молодая женщина. Она говорит с небольшим акцентом, представляется доверенным секретарем г-на Дза и сообщает, что привезла (конечно, что же еще?) конфиденциальное послание. Я объясняю, что ужасно загружен, но согласен выйти из своего кабинета, когда она подъедет, чтобы пожать ей руку и получить адресованное мне послание. Так оно и получилось: во второй половине дня я прервал деловую встречу, выскочил на улицу, пожал очаровательную ручку, сунул в карман конверт и вернулся к прерванной малоприятной беседе.
В тот же вечер, около половины седьмого, перед тем как отправиться на коктейль, я распечатал послание г-на Дза. В конверт были вложены коротенькая записочка и два авиабилета первого класса с открытой датой – один на мое имя, другой на имя моей жены – для перелета «Бостон – страна, в которой жил г-н Дза». Конечно, билеты с открытой датой фактически то же самое, что деньги, но, разумеется, это была не взятка, а лишь не очень подходящий способ выразить благодарность, да еще не тому, кому следует (см. примеч. 17). Чувствуя тем не менее некоторое смущение, я отправился на коктейль, где мне встретился президент университета. Как только я начал рассказывать ему о случившемся, он в полном изумлении хлопнул себя по лбу и сказал, что юная леди и его осчастливила конвертом, который остался лежать невскрытым в его кабинете. Мы помчались туда и обнаружили – естественно – еще два билета.
На следующий день я написал г-ну Дза довольно длинное письмо: с некоторой долей ханжества я объяснял ему, каковы западные представления о личных достоинствах, успехах в учебе и уместных пожертвованиях. Все четыре билета были возвращены вместе с моим письмом в сопровождении того, что я до сих пор считаю высочайшим образцом деканского красноречия: «в качестве “гарвардского отца” Вы найдете немало других способов выразить свою благодарность университету». Для него не составило труда понять мой намек: на одном из факультетов есть теперь кафедра «Г-на Дза»!
Несмотря на эту историю, я по-прежнему абсолютно уверен, что многих иностранцев совершенно не убеждают все наши призывы полагаться на личные достоинства. Они все равно считают, что следует использовать протекцию и фаворитизм – вывод, чрезвычайно несправедливый по отношению к их очень способным детям.
И наконец, третье: я полагаю нашу систему справедливой еще и потому, что уж очень подозрительна простота и обманчива справедливость всех тех систем, которые основаны исключительно на объективных экзаменах. Приемные экзамены в университет, скажем, в Японии и школьные выпускные экзамены во Франции, и, если уж на то пошло, тесты SAT в Соединенных Штатах – все это тесты на успеваемость. Они измеряют, насколько хорошо учащиеся овладели знаниями и умениями в начальной и средней школе. Это измерение не нейтрально: многое зависит от качества доуниверситетского образования, домашней поддержки и поощрения, наличия времени для интеллектуальных занятий. А эти факторы тесно связаны с социально-экономическим статусом. Хотя совершенно очевидно, что, к примеру, японская система абсолютно беспристрастна по отношению ко всем выпускникам средней школы, тем не менее, как мы знаем, в университеты Киото или Токио легче поступить представителям среднего класса и верхушки среднего класса. Причина в том, что учащиеся из таких семей посещают лучшие государственные и частные школы и с самого раннего детства имеют возможность получать лучшую подготовку и лучшее образование. Это не более справедливо, чем американская система, действующая отчасти на основе более широкого круга предпочтений. И в том и в другом случае предпочтения существуют, однако те, что приняты у нас, как мне кажется, способствуют большей экономической и социальной мобильности.
5. Как сделать выбор
Как утверждает немецкая пословица, выбор – это мучение (die Wahl ist die Qual), и у меня давно сложилось впечатление, что все мы – родители, студенты, учителя и общество в целом – поднимаем слишком много шума вокруг выбора учебного заведения. Каждый год в апреле юноши и девушки испытывают глубокое разочарование, получая не «толстый», а «тонкий» конверт из учебного заведения, в которое им больше всего хочется поступить. Родители разделяют их горе и представляют себе, как через четыре года их чадо не сможет поступить в лучшую юридическую или бизнес-школу, что, в свою очередь, может означать менее интересную и менее прибыльную карьеру. Однако эти страхи почти всегда напрасны. Карьера определяется значительно большим числом факторов, чем то, в каком учебном заведении вы учились, особенно в нашей большой стране с ее региональным разнообразием и ярко выраженной региональной гордостью. Поразительно, но оказывается, что люди, занимающие ведущее положение в любой сфере деятельности – профессиональной, предпринимательской, управленческой, – являются выпускниками огромного количества учебных заведений. А это, в свою очередь, объясняется как тем, что в Соединенных Штатах имеется более 3000 колледжей, так и тем, что общество отдает должное индивидуальным достижениям (см. примеч. 1). Ни одно учебное заведение Соединенных Штатов не может рассчитывать на то, что его выпускники будут занимать все ведущие позиции в какой-либо сфере деятельности. Лишь военные академии, возможно, являются исключением, но и тут стоит вспомнить, что некоторые из наших знаменитых военных деятелей (ярким примером может служить генерал Джордж К. Маршалл) не учились ни в Вест-Пойнте, ни в Аннаполисе.