Распахнутую не до упора дверь бытовки изнутри словно всячески пытались закрыть. Я присмотрелась внимательнее, и прислушалась к яростному пыхтению.
- Чтоб тебя перекосило - пробубнела над ухом мавка.
Скосив глаза на свою романтичную товарку, я обозрела, как могла, картину нанесенного урон.
- Это я не тебе - пояснила гордо чумазая Анри, вся покрытая какими-то грязными мыльными потеками. Потерла яростно шею, и наградила мэтра Крепса тяжелым взглядом.
- Не пойму, кто там в бытовке дверь терзает? - шепотом спросила я, но ответить Анри не успела.
Потому что из-за упомянутых дверей высунулось обозленное лицо нашей бессменной уборщицы, мадемуазель Вирр.
Мадемуазель, по преданиям, разменяла уже четвертую сотню. И была самой норовистой кикиморой во всей Империи, пожалуй. Иначе объяснить тот факт, что именно эта дама осмеливалась тыкать мокрой шваброй в спину практически любого руководство, если тому случалось замешкаться на помытом полу, объяснить никак нельзя.
При виде злобного носатого лика нашей феи чистоты, магистр заулыбался еще сладострастнее.
- Красавица, ты замужем? - с нетрезвой отвагой вопросил он у мадемуазель, и щелкнул пальцами.
Мы с Анри зачарованно посмотрели, как на голову мадемуазель высыпалось не меньше пары ведер розовых лепестков, засыпав ее по щиколотки, и украсив пол бытовки.
Магистр поиграл бровями, прямо как Анри, и подмигнул мадемуазель.
Мадемуазель, отплевавшись от атрибутов романтических ухаживаний, скрючила хищно пальцы, и начала медленно идти на магистра, выпучив зверски глаза.
- Вот ужо я тебе сейчас колом в сердце!
- Это вампирам - сказал авторитетно кто-то из наших, проходя уныло мимо - оборотням серебряные пули необходимы. Обойма.
Мы с Анри молча согласились и даже подумали о том, где нынче можно раздобыть серебряных пуль? Я, по - крайней мере, точно подумала.
- Сердце мое ты уже пронзила - патетически поведал всем нам магистр, в силу алкогольного стимула ничуть не смущаясь воинственным настроением предмета своих обожаний - стрелой любви!
- Вот щас пронзю окончательно, штоб наверняка - пообещала мадемуазель, подкрадываясь к нему без кольев и стрел, но зато с клыками - ты чего тут опять устроил, псина охлявшая?!
- Уборку, в помощь вам, мадемуазель Вирр - мрачно ответит тоже всем голос, от которого у меня в голове словно кольнула коротко тупая игла. Кольнула - и стихла тут же.
- Уходим - шпионски зашипела я на ухо Анри, которая уже воззарилась на ректора, открыв от восторга рот. Ну вот же...мавки!
И ухом не повела. Пользуясь тем, что внимание господина ректора сейчас всецело и полностью принадлежит магистру, я пнула ее ощутимо в колено, и поволокла за собой.
Мавка остекленевшими глазами пялилась в ректорскую стать, едва шевеля ногами. Пришлось ее встряхнуть ля приведения в чувство.
- Что ты рот раскрыла, убогая? - зашептала я рассерженно - это ректор наш новый! Небось, еще один черный маг чокнутый, или зверский убийца титулованный!
- Кто б уже говорил - веско припечатала меня Анри - сама-то что, за клумбу потоптанную тут? Какой мужчина авантажный, светлые боги!
Вот тут ответить было на самом деле совершенно нечего. И потому, что мужчина он был, пожалуй, и в самом деле и 'какой', и авантажный, и потому, что не за купания в фонтанах дворцовых я прилежно училась в Трех Виселицах.
- Ему даже метла в руках идет - мечтательно протянула тем временем Анри, прикрыв томно глаза, что было опрометчиво, ибо мне сразу захотелось ее столкнуть с лестницы - он с ней такой... словно чувственный и загадочный ведьмак...
- Ну что ты за дура, Анри - горестно спросила я, даже не столько у нее, сколько у эфиров воздушных стихий. Потому что скорее они меня услышат и на вопрос этот ответят, чем глупо улыбавшаяся мавка.
И оглянулась украдкой на ректора.
В руке у него в самом деле была зажата дергавшаяся неистово метла, весьма скудной пышности уже, после всех трудов. Но почему-то никакого чувственного ведьмака, чтоб это не значило, он мне не напомнил ничуть. Наверное, потому, что я не ненормальная мавка.
Коса приказала долго жить и расплелась совершенно, по всей видимости, в неравной борьбе с хозяйственными методами получения благосклонности дамы магистра Крепса.
На замшевой спине камзола расползлось неизвестной природы пятно, растрепанные волосы были мокрыми, но все равно очень красивыми. Лица его я не видела, но почему-то ни единого мига не сомневалась в том, что он все так же мрачно-невозмутим, как и совсем недавно, в своем кабинете.
- Ты какая-то блаженная - печально поведала Анри - что ж ты, не видишь, как он восхитителен?
- Я вижу. Ну так и что теперь? Нелюди почти что все красивы, каждый на свой лад. Он ректор наш! - я помахала пятерней перед затуманенными негой глазами родственницы речных дев - Ректор Университета. А ты - мелкая шелупонь малолетняя.
Мавка отмахнулась от моих разумных доводов легкомысленно, и погрузилась в мечтания, на спор угадаю, о чувственных ведьмаках.
И в этом ободном молчании мы и высыпались из корпуса, и проследовали поспешно в общежитие. Потому что слоняться по Университету в такой грязи было строго запрещено абсолютно всем и всегда.
Вечер, во всей этой суматохе с прибытиями начальства, обмороками, тасканием на руках и упражнениями магистра Креста в соблазнении скромных кикимор, наступил незаметно.
Поужинав впопыхах всухомятку, мы с Анри спешно улеглись, потому как завтрашний день был самым страшным и мучительным днем каждой недели. И силы нам были просто необходимы, вместе с крепким и здоровым сном.
Иваааааааа.....
Ивааааааааааа....
На холодной земле зябко поджимались пальцы. Сорочка цеплялась за какие-то упрямые ветки.
Иваааааа.....
Я уже иду-иду. Сейчас, погодите совсем немного.
Иваааааааааа......
Невысокий порог с небольшой лестницей, аромат полевого жасмина, мокрая трава под босыми ногами. Предрассветный холод вокруг простоволосой головы.
- Ива?
Этот голос, голос... Тоскливо узнавая и признавая его, я потянулась к горячим рукам, пытаясь укрыться от холодного воздуха и сосущего чувства пустоты там, где должны были быть мои мысли.
Он наклонился и поднял меня привычно на руки. И я окунулась с головой в запах яблок, смешанный с чуть уловимой горчинкой.
В полумраке какой-то неизвестной комнаты тлел огонь в камине, и сонное тепло укутало меня с ног до головы, совсем.
Он опустился со мной на руках на что-то, наверное, диван, и уперся подбородком мне в макушку.
- Вы ведь меня звали - слабо и дремотно проговорила я, едва ворочая языком - долго звали. Вот я и пришла.
- Я знаю, бусинка - мягко ответил он мне, и его волосы коснулись моей голой руки - обещаю больше так не делать.
Его голос был где-то у меня под кожей, стелился плотным туманом горячим, ворочаясь внутри, словно огромный, добрый зверь.
- Скажите мне - я сомкнула совсем уже глаза, засыпая - я ведь вас знаю, правда?
Он повел подбородком по моим волосам.
- Ты меня знаешь, Ива. Конечно, знаешь. А теперь спи.
Утро наступило немилосердно и ошеломляюще. Потому что, стоило мне открыть глаза, как я тут же твердо уверилась, что сплю не в своей родной комнате, и никакая Анри сейчас не начнет греметь чашками и ложками прямо у меня над ухом.
Высокий потолок цвета свежих сливок. Гладкие спокойные стены, оттенка темнее, почти в беж, теплые на вид, деревянные панели, тяжелые матовые шторы. Ну уж никак не наше обиталище терпеливых.
Я зажмурилась, сосчитала до десяти, и опять открыла глаза.
Потолок и стены с панелями никуда не делись. Что навело меня на ряд вопросов. С которыми я решила погодить ровно до того момента, пока отсюда не выберусь, хоть и обстановка тут прекрасная, что сказать.
Аккуратно спустила ноги на дивной красоты и нежности ковер. Ноги мои скрылись в ворсе.
- Проснулись, Монгрен? - вежливо спросили где-то позади меня, и я тут же поспешно упала обратно, не совсем, правда, понимая, с чего вдруг. Вряд ли мне удастся теперь убедительно изобразить глубокий сон.