Весь ритуал занял пару минут, десятки желающих обменять свой знак студента на путёвку в будущее оттеснили Ниа, которая продолжала держать в руках полученные вещи, словно не знала, что с ними делать.
— Вир, мы здесь! — позвал её высокий юноша в мантии и шапочке. Тихэ Каллид был, наверное, лучшим другом Ниа и единственным парнем в их девчачьей команде. Его родители работали дипломатами, поэтому он провёл детство в Денебии и почти в совершенстве знал денебийский и албалийский ещё до того, как поступил в университет. И ещё он был очень красивым. Правильные черты лица, серьёзные карие глаза, в которых плясали огоньки, когда он шутил. Каштановые волосы Тихэ тоже немного вились, но, в отличие от Бэно, каждый завиток лежал на своём именно ему предназначенном месте.
— Как дела? — спросил он, когда Ниа подошла.
— Порядок, — улыбнулась девушка, но улыбка получилась грустной.
— Не расстраивайся, — сказал Тихэ, обнимая её за плечи.
— Кто же теперь будет каждый день называть меня «Вир»?
Тихэ хорошо знал не только албалийский, но и алгольский, поэтому, сев пять лет назад за одну парту с Ниа и спросив, как её зовут, сказал: «Не обижайся, но я буду звать тебя Вир». Ниа не обижалась. За это время она привыкла к своему второму имени и знала: теперь ей станет его не хватать.
— Я буду, — весело сказал Тихэ, — правда, не каждый день!
— А где Джина?
— Около зеркала, где же ещё! Вот она идёт, сейчас начнётся…
Джина Кларен была самой красивой девушкой университета. Когда её спрашивали, зачем она с такой внешностью решила получать высшее образование, Джина отвечала: «Красота без мозгов — как конфетка с начинкой из слизняков!» Слизняков Джина боялась больше всего, а мозги у неё были, и не только мозги, но и прекрасные организаторские способности (не зря она все пять лет была старостой их курса). И, конечно, красота. Высокая, с прекрасной фигурой, тонкими чертами лица, небесно-голубыми глазами и огромным шаром светлых воздушных волос, которыми Джина особенно гордилась.
Но сегодня эти волосы были главной её проблемой. Шапочка выпускника никак не хотела пристроиться на голове этой выпускницы.
— Что это такое? Я вас спрашиваю! — она в отчаянии вскинула руки.
— Джина, ты прекрасна. Как и всегда, — сказала Ниа.
— Неправда! Ты просто хочешь успокоить меня! Смотри, мне пришлось привязать эту дурацкую шапку к своей голове! На кого я теперь похожа?
— На бравого кирасира. Или на цветочницу в чепчике, — спокойно сказал Тихэ.
— Что?!
— Ты спросила, я ответил.
— Хорошо вам, мальчишкам, ни волос, ни мозгов, — презрительно бросила Джина. — Так, где Лени? Она ещё не пришла?
— Может, она ждёт нас около главного зала, — предположил Тихэ.
— А кого мы тогда ждём?
— Вообще-то мы ждали тебя, — напомнил юноша.
— Пойдёмте, — сказала Ниа, беря под руку Джину, уже готовую разразиться новой тирадой.
Лени Клеменс действительно стояла у окна напротив входа в зал. Из-под синей мантии виднелся бледно-розовый атлас юбки-колокольчика.
— Ничего платье, — наклонившись к Ниа, сказала Джина, — с моим, конечно, не сравнить, но ничего.
— Успокойся, — также тихо сказала Ниа, — Лени никогда не наденет такое платье, как у тебя.
В самом деле, представить тихую, скромную Лени в открытом платье на жемчужных бретельках было сложно.
— И волосы она хорошо уложила, — добавила Джина. — Говорила я тебе, давай сходим в парикмахерскую.
— Джина, я тебя умоляю! — в начале июля парикмахер пытался сделать из её волос каре, но то, что получилось, мало напоминало модельную стрижку. Укладывать это недоразумение было, по мнению Ниа, просто глупо. Всё равно, что надеть на лысую голову обруч с бантиком.
— Вечно ты упрямишься, — недовольно пожала плечами подруга.
— Привет, Лени, — сказала Джина, когда они подошли к девушке. — А мы тебя внизу ждали.
Ниа толкнула Джину в бок.
— Джина имеет в виду, что мы ждали внизу, пока она закончит прихорашиваться, — сказал Тихэ.
— Нет, ну что я виновата, что у меня такие волосы? Вот тебе, Лени, эта шапочка даже идёт.
И правда, на гладких тёмно-каштановых волосах Лени синяя шапочка смотрелась очень мило.
— Спасибо, но я в ней больше похожа на школьницу.
— Так, все собрались? — спросила Джина, вспомнив, что сегодня она всё ещё выполняет обязанности старосты.
— Все, — сказала Лени, — только Бэно опять куда-то убежал.
— Ну, я ему задам! Он вообще своего диплома слабо заслуживает.
— А кто бы тогда делал твои прекрасные фотографии? — спросил появившийся за спиной Джины Бэно.
— Двинешься отсюда куда-нибудь, убью, — предупредила Джина. — Нас сейчас уже пригласят в зал.
Словно услышав её слова, двери открылись, и профессор Веспер сказал:
— Прошу всех в зал.
Идя вместе с остальными за профессором, Ниа остро почувствовала, как ей не хочется расставаться с ним. Ватэ Веспер был не только деканом лингвистического факультета, не только её преподавателем алгольского языка, для Ниа он был символом определённости. Если есть профессор Веспер, значит земля всё ещё внизу, а небо наверху. У него были ответы на все её вопросы, более того, иногда Ниа казалось, что он знает и сами вопросы. Он рассказывал об иностранных языках так, словно вместе с языком выучил и душу другого народа. Этому он и учил своих студентов: понимать душу другого человека, независимо от того, на каком языке он говорит.
Профессор подошёл к своему месту за длинным столом, в центре которого сидели ректор университета и президент Лабрии с женой и сыном. Ниа с удивлением привстала на носках, пытаясь получше разглядеть Абдэре Сепера. Он каждый год посещал церемонию вручения дипломов физико-математического и химического факультетов, но на лингвистический факультет пришёл впервые. За год своего второго президентского срока Сепер сильно постарел. В волосах появилась седина, складки на лбу стали глубже, круги под глазами — резче, и только глаза по-прежнему приветливо улыбались присутствующим.
— Прошу всех занять места в зале, — сказал профессор Веспер, — мы начинаем.
Поднялся ректор Дитио Солер:
— Мы благодарим президента Сепера за честь, которую он оказал нам своим присутствием, — сказал он, поклонившись.
Президент встал и негромко сказал:
— Я тоже рад посетить церемонию вручения дипломов выпускникам этого факультета…
Тут двухлетний мальчик, сидевший на коленях матери, заплакал.
— Тише, Витарэ, — сказал Абдэре Сепер сыну. Когда ребёнок успокоился, президент продолжил речь.
— Дела, к сожалению, не позволили мне познакомиться с вами раньше, но вижу, что все вы оказались достойны того места, в котором учились. Сегодня перед вами открывается дверь в новый мир. Надеюсь, ваша дальнейшая жизнь покажет, что вы достойны той страны, в которой родились.
Абдэре Сепер никогда не говорил много, может быть, именно поэтому он и стал президентом Лабрии.
Выслушав положенную президенту долю аплодисментов, выступил ректор. Ниа он не нравился. Она с первого курса помогала профессору Весперу организовывать церемонию вручения дипломов, и ни разу на ней не присутствовал ректор. Сегодня он пришёл только из-за президента. Это было нечестно и фальшиво, поэтому Ниа почти не слушала его речь.
— …и в заключение хочу ещё раз поблагодарить президента за оказанную нам высокую честь.
Раздались жидкие аплодисменты.
— А теперь, профессор Веспер, начинайте церемонию, — быстро сказал ректор.
Декан поднялся и подошёл к красно-синей стопке дипломов, лежащих в конце стола.
— Сейчас я буду называть ваши фамилии по алфавиту. Услышав свою фамилию, выйдите, пожалуйста, сюда, получите диплом, в котором лежит вкладыш с оценками и документ о распределении. Затем вернитесь на своё место.
Зал замер.
— Кано Ауфер.
Худенький юноша в очках вскочил и нетвёрдой походкой пошёл к декану.
— Неужели Кано наконец-то выпил? — шепнула на ухо подруге Джина.
— Он волнуется! — Ниа укоризненно посмотрела на неё.
Профессор протянул юноше синий диплом и сказал: