- Единственное, что могу для тебя сделать, так это расстрелять собственноручно. Что и проделал без соблюдения особых формальностей, предусмотренных законами военного времени. (На ветеранском стенде факультета сведений об участии Ушкова в десанте нет).
Хорошо помню, как Борис Иванович вдалбливал нам необходимость оперировать термином «месячный заработок», объясняя это всеобъемлющим характером указанной дефиниции. Ни в КЗоТ РСФСР, ни в ТК РФ такого определения нет, что с неизбежностью влекло, да и влечёт за собой утяжеление любой конструкции, создаваемой для моделирования ситуации с зарплатой.
Как-то осенью занесло нас в Выборг, и дождливым воскресным днём мы зашли в городскую баню, погреться. После парилки подходит ко мне Лёха и шепчет на ухо:
- Слушай, в буфете мужик лысый сидит, пиво пьёт, поразительно на Ушкова похож, пошли, покажу.
Закутались мы в белые простыни и пошли на мужика смотреть, подходим поближе, я в недоумении оглядываюсь на Лёху, а потом говорю:
- Здравствуйте, Борис Иванович!
- Здравствуйте, - отвечает Ушков, - Что вы тут делаете?
Л.С. ЯВИЧ
Из текста Правда рядового Явича / В. Панкратов // Новая юстиция. Журнал судебных прецедентов – 2009. - № 3 (4). С. 140-142.
вместо послесловия
В середине семидесятых годов прошлого века на юридическом факультете Ленинградского Государственного университета им. А.А. Жданова, как и в любом другом порядочном ВУЗе, имелся достаточно большой стенд, посвящённый защитникам отечества. Кажется, он назывался «Они защищали Родину», точнее вспомнить не могу, но принципиального значения это не имеет.
На стенде были размещены фотографии преподавателей, участвовавших в Великой отечественной войне, 30-летие победы в которой пришлось на 1975 г. и широко отмечалось на всей территории Союза Советских Социалистических Республик (только в 2008 году, отмечая 30-летие выпуска, мы поняли, что это за срок, урождённая Глазырина сказала по этому поводу замечательный тост).
Все фото (по-моему, в цветном изображении) имели нарядный характер, наших преподавателей-фронтовиков (а таковых, надо сказать, было немало) запечатлели в парадных мундирах или в выходных костюмах с орденами и медалями на груди.
Под каждой фотокарточкой располагалась белая табличка, на которой напечатали фамилию, инициалы преподавателя и его воинское звание. Генералов точно не было. Разброс званий умещался в диапазоне от лейтенанта до полковника.
В левом верхнем углу стенда висела фотография Н.С. Алексеева (декан начинал экспозицию, выстроенную в алфавитном порядке), а в правом нижнем углу – увеличенная чёрно-белая фотография молодого человека в солдатской гимнастёрке. Надпись под ней гласила: Л. С. Явич, рядовой (Лев Самойлович имел ранение обеих ног, войну вспоминать не любил, но своего родившегося в 1945 году сына назвал Виктором).
Воспоминание это совершенно отчётливо всплыло в моей памяти после того, как я прочёл последнюю работу профессора – «Правда. И только правда». Произошло это, видимо, потому, что Л.С. Явич до последнего находился в строю, верил в победу человеческого разума и старался её приблизить. Такое у меня сложилось впечатление от прочитанного.
Условиями победы Л.С. (подобное сокращение - отнюдь не фамильярность с моей стороны, надеюсь, что наше общение даровало мне такое право) обозначил Свободу, Равенство, Справедливость и Безопасность. В своё время социал-демократы отказались от лозунга Великой французской революции – Свобода, Равенство, Братство, заменили его на Свободу, Равенство, Справедливость и Солидарность, дав мне повод пошутить, что если эти слова правильно расставить, то получится СССР. Причины замены понятны. Действительно, кто ответит - что такое Братство? Разве что Великий Магистр.
Однако профессор Явич счёл возможным поправить социалистов, предложив вместо «солидарности» ввести в систему общепринятых координат понятие «безопасность». Полагаю, что реальность угроз с эпицентром на Ближнем Востоке он ощущал более, чем отчётливо, не без оснований полагая, что 11 сентября 2001 г. мирный период интеграции и демократизации, распространения общечеловеческих идеалов гуманизма прервался (Л.С. никогда не был особо весёлым человеком, не исключено, что сентябрьский эпизод, равно как и другие мировые события тех лет, очевидцем которых он стал после своего переезда в Израиль лишь множили его печали).