Беккер явный любитель фотографического искусства, что выдаёт недешёвая камера с лёгкой треногой, так и явственный опыт человека, не гнушающегося прогуляться в ней по горам в погоне за удачными снимками. Точно офицер… и бывший ли?
Франкель… ну тут вся ясно, от бедности. Газета относительно популярная в определённых кругах, но никак не богатая, а платить одну ставку, пусть даже и с доплатой за таскание треноги, это… узнаваемо.
Легран… первое впечатление, похоже, не обмануло – третий состав. Одноразовая камера на груди, да и сам…
Сияя внутренним светом, Мишель Ришар негромко подсказывал репортёрам, с азартом постукивающим по листовой меди. Они настолько увлеклись этим занятием, что даже забыли об интервью.
– А вы недурственный мастер, месье, – польстил мне старик.
– До вас мне далеко! – зеркалю комплимент, – Нет-нет, месье Ришар, ложной скромностью я не страдаю! Я весьма неплохой слесарь широкого профиля, но до вас мне далеко.
– В самом деле? – вежливо поинтересовался Беккер, не будучи реально заинтересованным.
– Более чем, герр Беккер, более чем! Я, собственно, потому и остановил свой выбор на мастерской месье Ришара. Не только поэтому, разумеется, но в том числе. Он настоящий художник, уж поверьте человеку, которого учили разбираться в искусстве!
– Однако, – удивился пруссак, по-новому глядя на приосанившегося и зардевшегося хозяина.
– Большой мастер, – подтверждаю ещё раз, – Знаете… есть такие люди, которые делают свою работу наилучшим образом, но в силу обстоятельств или из ложной скромности не обретают известности.
– Месье Ришар… – поворачиваюсь к смутившемуся французу, – вы зря убрали мастерскую так уж тщательно. Стоило бы оставить хотя бы десятка три интересных работ.
– Поверьте, господа, – обращаюсь к репортёрам, – оно того стоит!
– Я… сейчас! – мастер срывается с места, и возвратившись через минуту, начинает расставлять образчики по мастерской.
– Вы говорите, вас учили, – вцепляется Легран, без особой охоты возящийся с медью, – а кто? Насколько мне известно, классического образования вы не получили.
– Не получил, – не прекращаю работу, – но смотреть и видеть меня учили люди более чем компетентные. Антиквары и…
… усмехаюсь…
– … специалисты по подделкам.
Легран вспыхивает восторгом и засыпает меня вопросами. Кто, где, как…
– Это вовсе не секрет, месье. Я не скрываю, что вышел из самых низов общества.
– Расскажите, – не просит, а прямо-таки требует Франкель, – читатели должны понимать, через что вы прошли, прежде чем стать…
– Увольте, – перебиваю его, – не в обиду, но… вы же читали старые сказки? Не отредактированные? Не важно, братьев Гримм или Шарля Перро, просто без цензуры. Ну вот и представьте персонажа такой сказки. Страшненькой! Нет разве что магии, а в остальном…
Усмехаюсь кривовато и не испытываю желания продолжать.
– И всё же вы сумели… – не отстаёт Арман.
– Вопреки, – перебиваю его, – если подсчитать, сколько раз я должен был умереть от голода и побоев, сколько раз меня пытались целенаправленно убить, я до сих не понимаю, как остался жив и относительно здоров. Месье Легран… давайте поговорим на эту тему месяцев через несколько, хорошо?
Француз кивает нехотя, но всё-таки не выдерживает:
– А за это время что-то изменится?
– Так… – повожу плечами, – война никак не отпускает.
– Вы же… – пучит глаза Арман.
– Герой? – чувствую, как губы трескаются в подобии усмешки.
– Ээ…
– Как вы относитесь к монархии? – без излишних церемоний поинтересовался пруссак.
– Я убеждённый республиканец, но к монархии в целом… – жму плечами, – скорее нейтрально, если это монархия конституционная.
– А Романовы? – пруссак не отрывает глаз, и становится ясно, что вопрос много глубже и задан не мне, а нам…
– Это не я сказал, – не отрываю глаз, – а Пушкин Александр Сергеевич много лет назад, и если с тех пор что-то изменилось, то разве что в худшую сторону!
– Вам, немцам, – говорю не только от своего имени и не только Беккеру, а всем… кого бы там он не представлял, – повезло – династия у вас удачная. При всех недостатках именно монархии, Кайзер у вас способен не только сидеть на троне, но и править, и что удивительно – на благо народа.
Пруссак кивнул, и глаза его снова стали – глазами, а не дулами корабельных орудий. Но всё-таки… может быть и сильно зря, но проговариваю: