— Вы просто зациклились на этом — звоните, выслеживаете. А между тем, должен вам сказать, вы очень привлекательная женщина.
— Мне никогда еще не говорил об этом человек с ружьем.
— Я даже удивлен, что она оставила вас ради меня, — продолжал он.
— Да неужели?
— Вы настоящая валькирия, а я просто старик.
— Может, и старик, но вы звезда, мистер Экслер. Не притворяйтесь, будто вы никто.
— Не зайдете ли в дом?
— Зачем? Вы и меня хотите соблазнить? Специализируетесь на перековке лесбиянок?
— Мадам, позвольте напомнить, что это не я за вами подглядывал. Это не я звонил ее родителям в Мичиган. И «мистеру Знаменитости» вчера вечером — тоже не я. Не стоит так быстро переходить на обвинительный тон.
— Я не в себе.
— Думаете, она того стоит?
— Нет. Конечно нет, — ответила Луиза. — Она ведь совсем не красива. И не так уж умна. И не вполне взрослая. Необыкновенно инфантильна для своего возраста. На самом деле она еще подросток. Сделала из своей любовницы в Монтане мужчину. Меня довела до того, что я стала преследовать ее. Кто знает, до чего она доведет вас. За ней тянется шлейф несчастья. Откуда в ней такая сила?
— Попробуйте догадаться, — предложил он.
— Думаете, все из-за…
— От нее исходит очень мощная сексуальная энергия, — сказал он и заметил, как Луиза съежилась от этих слов.
Да, совсем нелегко ей, проигравшей, встретиться лицом к лицу с победителем. Вот чем кончается безрассудное стремление увидеть счастливого соперника.
— Много от кого исходит мощная сексуальная энергия, — процедила Луиза. — Она ведь по сути дела девочка-мальчик. Взрослый ребенок, вернее, подросток. Этот ее хитрый наив! Дело не столько в ее сексуальности, сколько в нас самих: это мы наделяем ее силой, которой она в действительности не обладает. Пиджин сама по себе никто.
— Если бы она была никто, вы не страдали бы из-за нее так сильно. И сюда бы она не приезжала, будь она никто. Послушайте, почему бы вам не зайти? Разглядите все как следует.
А он узнает от Луизы побольше о Пиджин, хотя, разумеется, ее восприятие отравлено обидой: Пиджин ее бросила. Но Экслеру ужасно хотелось разбередить и без того кровоточащую рану и услышать еще что-нибудь о самом близком ему человеке.
— Нет, спасибо, мне хватило. Я и так совершенно раздавлена.
— Зайдите же в дом, — настойчиво повторил он.
— Нет.
— Вы меня боитесь? — спросил он.
— Я сделала глупость и прошу меня извинить. Я вторглась в вашу жизнь, сожалею. А сейчас я хотела бы, чтобы вы меня больше не удерживали.
— Никого я не удерживаю. Что у вас за манера приписывать мне то, чего у меня и в мыслях не было? Я вас вообще сюда не приглашал.
— Тогда зачем вы настаиваете, чтобы я зашла? Разве не потому, что это была бы настоящая победа — переспать с женщиной, с которой спала Пиджин?
— Не имею таких амбиций. Меня и так все устраивает. Я просто пытаюсь быть вежливым. Мог бы предложить вам чашку кофе.
— Нет! — возразила Луиза с холодной яростью, чего он и ожидал — после фразы о том, что его «вполне устраивает» отнятое им у нее. — Нет, вы хотели трахнуть меня!
— Может быть, это вам хотелось бы, чтобы я испытывал подобное желание?
— Нет, это то, чего хотите вы.
— За этим вы сюда пришли? Чтобы вынудить меня сделать это? Отплатить Пиджин таким образом?
Больше она не могла выдерживать унижения и разрыдалась.
— Слишком поздно, слишком поздно! — всхлипывала она.
Экслер не понимал, о чем она, но не стал спрашивать. Она рыдала, закрыв лицо руками, дав наконец выход своей страшной обиде. Он повернулся и, опустив ружье, пошел к заднему крыльцу дома. Шел и старался убедить себя, что ничего из сказанного Луизой о Пиджин накануне по телефону нельзя принимать всерьез.
Позвонив вечером Пиджин, он не стал говорить ей про случившееся днем. И когда она приехала на выходные, не рассказал о визите Луизы. Но, даже занимаясь с Пиджин любовью, он никак не мог отделаться от мыслей о Луизе Реннер и от фантазий на тему того, чего не случилось.
3
ПОСЛЕДНИЙ АКТ
Из-за боли в позвоночнике совокупляться с Пиджин в положении сверху или сбоку Экслеру было трудно, так что он лежал на спине, а она садилась на него верхом, опираясь на кровать коленями и ладонями, чтобы не давить всем своим весом на его таз. Сначала ее умения этим и ограничивались, и ему приходилось ею руководить.
— Я не знаю, что мне делать, — робко шептала Пиджин.
— Ты оседлала коня, — улыбался Экслер, — теперь поезжай.
Когда он вставлял ей в попку большой палец, она глубоко вздыхала от удовольствия и шептала:
— Никто до сих пор туда ничего не засовывал!
— Это вряд ли, — шептал он в ответ.
Когда он вставил туда свой член, она впустила его очень глубоко — терпела, пока могла.
— Больно было? — спросил он.
— Больно, но это же ты.
Она подолгу держала его член в руке и внимательно следила, как убывает эрекция.
— Что ты там рассматриваешь?
— Он наполняет, — отвечала она, — как не могут наполнить ни дилдо, ни палец. Он живой. Это живое существо.
Она быстро научилась ездить верхом и вскоре, покачиваясь, поднимаясь и опускаясь, стала просить:
— Ударь меня!
Когда он влепил ей пощечину, она издевательски спросила:
— Сильнее не можешь?
— У тебя и так щека красная.
— Сильнее!
— Ладно, но зачем?
— Потому что я разрешила тебе. Потому что это больно. Потому что так я кажусь себе маленькой девочкой и одновременно шлюхой. Сильнее! Ну!
У Пиджин был небольшой пластиковый пакет с сексуальными игрушками. Однажды она привезла его с собой на уик-энд и теперь рассып а ла эти штуки по постели всякий раз, как они с Экслером собирались заняться любовью. Саймон повидал достаточно фаллоимитаторов, но никогда (разве что на картинке) не видел кожаной сбруи, которой дилдо крепился к телу, позволяя одной женщине проникнуть в другую. Он сам попросил ее привезти эти игрушки и теперь с интересом наблюдал, как она через ноги надевает упряжь на бедра и стягивает на талии. Она выглядела как бандит, собирающийся на дело, развязный и самодовольный. Потом она вставила в специальное отверстие в упряжи зеленый резиновый член — он оказался как раз на уровне ее клитора. Она стояла у постели, и больше на ней ничего не было.
— А теперь покажи мне свой, — сказала она.
Он снял трусы и бросил их на постель, а она ухватила рукой зеленый член и, смазав его детским маслом, притворилась, что мастурбирует, как мужчина.
— Очень натурально! — заметил он.
— Хочешь, отымею тебя им?
— Нет уж, спасибо.
— Я не сделаю тебе больно, — игриво и вкрадчиво уговаривала она. — Обещаю быть очень нежной. Это не так страшно, как кажется. О, позволь мне! Тебе понравится, обещаю. Это будет у нас новый рубеж.
— Это тебепонравится. Нет уж, лучше бы ты у меня отсосала, — сказал он.
— И чтобы на мне был этот член?
— Да.
— С моим большим толстым зеленым членом?
— Да, именно этого мне хочется.
— С моим большим зеленым членом и чтобы ты трогал мои сиськи?
— Да, правильно.
— А когда я отсосу у тебя, ты отсосешь у меня? Ты будешь сосать мой большой зеленый член?
— Буду, — пообещал он.
— Значит, этоты можешь. Ты ставишь такие странные ограничения. В любом случае, да будет тебе известно, ты очень испорченный мужчина, если тебя может завести лесбиянка.
— Пусть я буду испорченный, но ты теперь вряд ли можешь считаться лесбиянкой.
— Уже нет?
— Только не с этой стрижкой за двести долларов. Не в такой одежде. И не когда твоя мать подражает тебе в выборе обуви.
Ее рука продолжала медленно сжимать и разжимать дилдо.
— Ты действительно думаешь, что за какие-то десять месяцев совсем затрахал во мне лесбиянку?