Как только зазвучала песня,вспыхнул и засиял яркий свет. Взволновались громадныестволы
деревьев, розы осыпали свои лепестки,алилии обессиленно поникли, словно всладостной тоске и томлении. Музыкой своей арфы Орфей заставлял рыдать львов, акамни–плакать. Даже самые неистовые вакханки становились молчаливыми, слушая его музыку,как во сне. Одна совсем молоденькая, девственная наяда, которую еще никогда не опорочил ни единый взгляд Сатира, робко и застенчиво приблизившись к певцу, сказала:“Я люблютебя”. Прилетел соловей и опустился на лиру, как поэтическая голубка. И не существовалоболее иного эха, кроме как от голоса Орфея. Это было торжество природы. Венера, ходившаяпо окрестностям, спросила издали своим дивным голосом:“Неужели это Аполлон?”
И во всей этой необъятности дивной гармонии единственным, кто ничего не слышал, был
глухой Сатир. Когда поэт закончил свою песнь, то спросил Сатира:
- Вам понравилась моя песня? Если это так, то я останусь с вами в сельве.
Сатир устремил свой взглядна двух своих советников. Ему было необходимо, чтобысоветники
приняли решение, которое не мог принять он сам. Этот взгляд спрашивал их мнение.
- Господин,–сказал Жаворонок, вынуждая говорить себя как можно громче,–оставьтетого, кто
так спел нам, ведьего лира прекрасна и могущественна. Он предоставил тебевеличие и необычный свет, который ты видел в своей сельве. Он подарил тебе гармонию.Повелитель, я разбираюсь в таких вещах. Когда приходит розоперстая богиня Эос, наступает рассвет и пробуждается весь мир;я поднимаюсь до самых глубин небесных и проливаю свысот невидимые жемчужины своих трелей. И средь утреннего сияния твоя музыканаполняет воздух.Это– ликование мироздания,поэтому я и говорю, что Орфей спелпрекрасно, он–любимец богов.Его музыка опьянила весь лес. Орлы подлетали и парилинад нашими головами;цветы и кусты нежно и мягко покачивали своими таинственнымикурильницами. Пчелы оставляли свои ульи, чтобы прилететь и слушать. Что касается меня,владыка, будь я на твоем месте, я одарил бы его венцом из виноградных лоз и своим жезлом.
Существуют две силы: реальная и духовная. То, чего Геркулес добился бы своими кулаками, Орфей достиг бы своим вдохновением. Бог Всемогущий разрушил бы одним ударом кулакасаму священную гору Афон. Орфейже легко укротил бы своим голосом и немейского льва иэримантского кабана. Из всех людей одни рождаются для того, чтобы обрабатывать металлы, а другие–чтобы возделывать на плодородной земле пшеничные поля и собирать колосья.Иные рождаются для того, чтобы сражатьсяв кровопролитных войнах, а иные –чтобыучить, восхвалять и петь. Если я–твой виночерпий и подаю тебе вино, то услаждай свойвкус. Если же я посвящаю тебе гимн, то услаждай свою душу.
Пока жаворонок говорил это, Орфей аккомпанировал ему насвоей арфе и нескончаемое,
неисчерпаемое, подаренное им легкое, нежное, поэтическое дуновение скользило по зеленому, благоухающему лесу. Глухой Сатир начал терять терпение. Кем был этот странныйгость? Почему прекратилась безумная, сладострастно-пьянящая пляска? И что сказали егоСоветники?
О, Боги, Жаворонок говорил, но Сатир его не слышал! Наконец он устремил свой взглядна осла.
Не достает его мнения? Ну что тут скажешь, перед необъятной, звонкоголосойсельвой под священной лазурью небес осел важно, упрямо и молча покачал головой из стороны в сторону, с глубокомысленным видом ученого мудреца.
Тогда, ударив по земле копытом, Сатир раздраженно нахмурил лоб и, ничего не понимая,
вскричал, указывая Орфею на выход из леса:
- Не-е-ет!
Эхо от этого крика докатилосьдо соседнего Олимпа и долго еще раздавалось там, гдеБоги, все
вместе, шутя, взахлеб хохотали. Этот ужасный, чудовищный хохот впоследствии назвалигомерическим.
Погрустневший, опечаленный Орфей вышел из сельвы глухого Сатира, почти готовыйповеситься
на первом же, попавшемся на пути, лавровом дереве…
К счастью, Орфей не повесился, но зато женился на Эвридике.