— Если ни я, ни суд, ни жизнь не можем ничему тебя научить, то ты сядешь под замок, дрянной мальчишка! Посмотрим, как потом будешь мне дерзить!
— Эй, что ты делаешь, Латенто! А ну, отпусти меня! — вырываясь из мёртвой хватки, крикнул Андре.
— Я заставлю тебя взять свои слова назад! Даже если мне придётся применить силу!
— Думаешь, я так просто позволю тебе это!
Латенто молча и непоколебимо, как безостановочный мощный механизм, поволок Андре, тормошившего ковёр и все попутные лампы, цветы и статуэтки, через всю комнату. Стоило ожидать, что сопротивление окажется бесплодным: уже давно для юноши стало понятно, что Латенто был гораздо сильнее, чем казался. А недавнее убийство и вовсе было совершено слишком ловко и умело, чтобы не заподозрить тенебрумца, по меньшей мере, в том, что он когда-то участвовал в войне.
— Нет! Нет! Ты не посмеешь запереть меня против воли! — хватаясь когтями за дверной косяк, прокричал Андре. Он уже почти что хотел ударить или оцарапать опекуна, но усиливающаяся до невыносимой боли тяжесть на сердце предотвращала это, и когти молодого либурбемца, затупляясь, глубже погружались в лакированный бардовый косяк двери.
— Ещё как посмею. — спокойно проговорил Латенто, и Андре внезапно почувствовал, как нечто холодное и твёрдое с перезвоном столкнулось с его головой. Боль разошлась по всему правому полушарию. Все органы тела Андре одновременно ослабли, и мир начал размываться перед его глазами, пока не погрузился в беспросветную темноту.
Темнота постепенно расступалась и поле зрения Андре заполнила некая бордово-деревянная пелена. Чувствуя прилив крови ко лбу и гладкую жёсткость под собой, юноша приподнял голову и понял, что уткнулся лицом в поверхность своего письменного стола, за которым непонятно как оказался и, тем более, непонятно как уснул. Голова была тяжёлой и болела, как будто кто-то изнутри долбил по ней крохотным, но увесистым молотком.
Потерев больное место в правой части головы, Андре рассеянно поблуждал взглядом по столу. На нём были бережно расставлены золотые и серебряные статуэтки, подаренные отцом, любившим всегда скупать сувенирные безделушки; в левом уголке были сложены назойливые письма от бывших любовниц; с правой стороны лежала стопка «важных» бумаг, среди которых Андре зачем-то до сих пор держал обрывки лекций по химии, ботанике, медицине и визажу…Сам стол был идеально чистым, сохраняя свой шлифованный блеск. Что ж, слуги похоже делали свою работу, как им и полагалось.
Как только юноша взглянул на «важную» стопку, внимание его тут же приковали к себе лист и приложенная к нему шариковая ручка, слегка выделяющиеся из общей гармонии порядка. На листе аккуратным почерком была написана только одна фраза:
«Какая вина лежит на мне?»
Это походило на какой-то значимый кусок, вырванный из контекста философской драмы.
«Какого чёрта это здесь…Кто-то из слуг что ли решил пошутить или обронил свои записи? Или… Ах!» — почти инстинктивно Андре посетила безошибочное предположение, что написанное принадлежало Латенто. Молодой демон моментально вспомнил всё последнее, что произошло между ними.
«Не могу поверить! Он всерьёз ударил меня…! Ох, чёрт, да ещё как больно!»
Андре вскочил со стула и в порыве уже привычного для него бунтарства бросился к двери. Но она оказалась заперта. Так всё-таки этот негодяй посадил его под замок! Негодование молодого демона тем сильнее распалилось.
— Латенто! Какого дьявола ты творишь!? Выпусти меня отсюда! — закричал Андре, заколотив кулаками в дверь как напрашивавшийся в запретное место ребёнок. — Латенто!
Юноша продолжил кричать, но никто не отвечал. Молодой либурбемец не мог поверить в иное, чем в то, что его вредный красавец-опекун стоял за дверью и молчаливо издевался над ним.
— Латенто! Я знаю, что ты слышишь меня! Отвечай немедленно!
Андре кричал так ещё по меньшей мере минут пять. В конце концов за дверью раздался ровный и въедливый голос:
— О, слышу ты наконец-то проснулся, Андре. Как твоя голова? Не слишком ли болит?
— Будто машиной по ней проехались, чёрт тебя подери! — вырвалось у юноши. — Как ты мог так поступить со мной!
— Ничего, это не смертельно. Для тебя это только более весомый повод хорошенько задуматься над своим поведением.
— Задуматься!? Да пошёл ты со своим псевдо-назиданием …!
— Не слишком-то аристократично ты себя сейчас ведёшь, мой бедовый мальчик. — Андре ясно представил, как опекун, сказав эти слова, расплылся в самой, ни на что есть, глумливой на свете усмешке.
— Заткнись и отопри сейчас же дверь! Или я её выбью к херам!
— Давай, можешь попробовать. Но я бы не советовал это делать. Ты ведь не знаешь из чего сделаны двери в моём доме? Из чёрного тиса — древесины каменной твёрдости. Самое большее, чего ты добьёшься —это расшибленного плеча или ноги. На ломкие петли тоже не надейся.
— Тогда я выбью её стулом или…!
— Разломаешь только мебель, Андре. Лучше утихомирь-ка своё буйство. Ах да, если вдруг тебе взбредёт в голову по-романтически сбежать из окна, то я бы рекомендовал держаться от него подальше.
— Это почему же? — с опаской спросил молодой либурбемец.
— Потому что твоё окно теперь под напряжением. Створки из алюминия бывают во многом полезны.
— Что!? Нет, скажи мне, что ты разыгрываешь меня! — возмущение Андре тут же сдавило сверху чувство расползающегося по всей душе страха. — Ты в своём уме, Латенто…! Я же мог случайно коснуться окна или попробовать открыть!
— Это бы не убило тебя, если бы ты, конечно, не был бы слишком настойчив. — раздавшийся холодный смех привёл Андре в трепет и заставил отступить от двери.
— Т-Ты спятил! — пробормотал юноша. Его настолько сбивала с толку вся эта ситуация и новый, раскрывающийся перед ним облик Латенто, что он как будто и забыл прежде всего обратиться к чувствам и душевной связи, когда-то наметившейся между ними. Андре вдруг схватился за весьма заурядный принцип. — Если…если матушка узнает, она точно не простит тебе! (Учитывая, что лишь самой себе она могла простить любого рода обращение с сыном…)
— Если узнает. В любом случае, у меня есть веские оправдания своим действиям.
— Какие же?!
— Я хочу преподать тебе хороший урок.
— Это бред! Ни она, ни один порядочный либурбемец не одобрит подобные насильственные методы!
— Ох, какая жалость. — саркастично произнёс Латенто. — Ну что ж, не оценят в Либурбеме, так оценят в Тенебруме.
— Ох, твою мать! Ты и твои проклятые тенебрумские лицемеры! — Андре вновь в гневе кинулся на дверь и в сердцах ударил по ней. Мгновением же позже он болезненно отдёрнул кулак. Да, Латенто не наврал. Дверь действительно по твёрдости сложно было отличить от камня. — Чего же ты хочешь от меня?!
«Так, успокойся, Андре…Это всё ещё Латенто, просто он не в себе…Возможно всё, что случилось куда сильнее сыграло на его нервах и выбило из колеи, чем ты думал…Если бы можно было подвести дело к компромиссу.»
— Нет я вроде знаю… —Андре в растерянности и досаде опустил голову. — Я должен сказать — прости, прости за то, что надерзил тебе! Но, пойми, Латенто! Истый либурбемец либо живёт постоянными любовными похождениями, либо воздерживается, но ради возлюбленного, любящего его взаимно...Я не могу иначе…
Молодому демону послышался грустный вздох. — Андре, разве ты ещё не понял? Мне нужны не тривиальные извинения. Ты не видел лист на столе? На нём всё написано.
— …Андре хмуро обернулся к письменному столу и подошёл к нему. Слова всё также отчётливо виднелись на белоснежном поле листа.
«Какая вина лежит на мне?»
— Эти слова…Что они означают? — спросил Андре.
— Ты сам должен понять, что они означают. Это вопрос, который тебе нужно задать самому себе.