— Я никогда не сомневалась в воле Богов, — по блеску в глазах гордой девушки Дион понял, что его слова сильно разозлили её, но она сохраняла самообладание. — Ты высокомерный и невежественный юноша, если считаешь, что Боги могут быть неправы.
— Поэтому ты и оказалась здесь в духовном заточении? — озлобленно проговорил он. — Потому что была покорной слугой Богов?
— Я была ею большую часть жизни…— подавленно промолвила демонесса. — Первое ослушание и кончилось моей гибелью…Боги, но то, что я услышала сейчас от тебя совсем не обнадёживает меня. Неужто демоны до сих пор не раскаялись и война… не окончена? Я бы хотела услышать, что ошибаюсь в своих предположениях, ибо по одной личности нельзя судить о целом обществе, и ты можешь оказаться всего лишь одним из немногих, с кого не было снято проклятие из-за отсутствия раскаяния.
—Я — не один из немногих. Проклятие всё ещё лежит на всех демонах, вне зависимости от их нравственного уровня. И война всё ещё продолжается — больше это не война за некогда родные места, теперь это война на истребление. Многие демоны давно потеряли надежду на возвращение в Магические земли, и в стремлении смириться с этим прониклись ненавистью к ним. Они проклинают эти края, а порой и всерьёз называют территорией ада и дьявольских созданий, убеждая себя в том, что жизнь в Тёмных землях гораздо лучше. Некоторые демоны даже стали презирать само явление солнечного света. Война продолжается, не потому что они хотят вернуть утраченное: теперь многие из них жаждут только жестокой мести, причинить светлым как можно больше страданий и лишений, а может и вовсе…уничтожить их всех…
— Боги! — демонесса рухнула на землю, будто потеряв способность парить. — Тысяча лет! Уже тысяча лет длится война, и вы никак не умерите свой гнев и гордыню! Совсем скоро вы перебьёте друг друга окончательно! Я поражена, что вы ещё не сделали это...Раскайтесь наконец и прекратите это бессмысленное самоутверждение! Если вам противна мысль о жалости к безвинным светлым, то пожалейте хотя бы самих себя! Это бесконечное самоубийство и в прямом, и в фигуральном, и в духовном смыслах этого слова!
— Нет, не о каком раскаянии не может быть и речи! Не после всего случившегося и всех абсолютно ни в чём не повинных жертв, которые пострадали от кары, так называемого, «справедливого» Бога. Даже если это и было неподдельным Божьим проклятием, то я отказываюсь принимать такое Божество, которое, целясь покарать порочных существ, карает вместе с ними невинных!
— Успокойся юноша, ты ослеплён своей грешной яростью! — сурово прикрикнула демонесса. — Когда-то и я могла мыслить подобным образом, но…это должно было остаться в прошлом …Не было и нет невиновных, ибо каждый из нас вольно или невольно несёт вину. Позволь мне всё же поведать свою историю, быть может, услышав её, ты перестанешь осуждать меня.
Дион тяжело вздохнул. Он уже почти забыл, что изначально хотел помочь причудливой девушке обрести покой. Сейчас, конечно же, ему хотелось этого уже гораздо меньше. Демонесса хоть и была полноценным созданием тьмы, но вела себя, как типичное существо света…
Тем не менее, она всё ещё была заблудшей страждущей душой — было бы бессердечием бросить её.
Кроме того, хоть Дион и почувствовал резкий прилив неприязни к демонесе после её морализаторских и почти фанатичных изречений, он в то же время никак не мог избавиться от чувства странной симпатии к ней…А ещё такого рода симпатии, которая могла возникнуть к созданию, претерпевшему схожее горе — товарищу по несчастью.
Конечно, страдания юноши не стоили и крупицы того, через что прошла эта тёмная, проблуждав тысячу лет в агоническом безумии, без единого луча надежды…
И, тем не менее, их мучения были в чём-то схожего характера: Дион жил в мире, где никто не понимал его, не слышал и не хотел слышать — из-за этого он чувствовал себя одиноким, покинутым и потерянным. Демонессу никто не слышал в буквальном смысле, когда она остро нуждалась в этом, чтобы выйти из состояния безумия. Из-за того, что на её крики никто в итоге не отозвался, она потеряла свой облик и также чувствовала себя одинокой, покинутой и потерянной…но в тысячу раз сильнее, чем Дион.
Далеко позади по чёрному небосклону трагично пронеслась длиннохвостая звёзда. Природа в Пустоши скорбно молчала, и внезапно разразившиеся где-то раскаты салютов были до того неуместны, что воспринимались как неумышленная грубость.
— Кто ты такая? Точнее, кем ты была при жизни? — превозмогая негодование на суждения демонессы, спросил Дион. — Ясно, как день, что ты была совершенно не обычным демоном. И какое у тебя имя?
— Когда-то меня звали…— гордая дева протяжно вздохнула. — Забавно, я так давно не слышала своего имени, что, похоже, забыла его… оно в любом случае уже не важно, ибо память обо мне уже давно стёрта из всех умов, со всех страниц истории и вряд ли вновь возродится. Моё имя будет лишь пустым звуком для тебя.
— Но разве не правильней было бы с моей стороны запомнить его и передать твою историю остальным? —изумлённо сказал Дион. — Ведь твоё имя не просто какое-то название! Оно — важная часть самой тебе! Имя позволяет тебе чувствовать себя полноценной личностью…
— Вынуждена признать, что твои слова не лишены истины… Однако, дело и в том, что я недостойна памяти.
— Каждый из нас заслуживает того, чтобы о нём помнили! Если не как о добропорядочном создании, то как о сбившемся с верного пути!
— Неисправимых грешников слишком много, чтобы запоминать имя каждого из них. Верных праведников же в мире гораздо меньше — пусть лучше они будут запечатлены в памяти всех поколений. — с гордостью, но безусловно не за себя ответила демонесса.
— Если такова твоя воля, несчастная душа, то я исполню её и никому не поведаю о твоём имени. Но мне интересно знать его самому…
— Зачем же?
— Потому что… для меня отрицать чьё-то имя — значит отрицать саму сущность. Я не могу так поступить даже с самым порочным существом на свете.
—…Мне, правда, весьма сложно вспомнить его. — в некоторой прострации ответила демонесса.
— Странно при этом, что ты без проблем помнишь о своей деятельности при жизни…
— Об этом я не могу не помнить, когда моя деградация и неуспокоенность напрямую связаны с моими должностными обязанностями…
— Кем же ты была?
— Об этом не скажешь в нескольких словах… И потом, раз уж мы решили попытаться заставить меня вспомнить своё имя, то было бы логичней начать с этого. — сухость и несколько праведная холодность ушли из тона девушки, заменившись размеренностью и приятной звучностью. — Хм…скажи мне тогда своё имя, юноша, пока я силюсь вспомнить своё.
— Дион. Дион Ауреусвини.
— Дион…довольно необычное имя. Человеческое происхождение с весьма древними корнями. Я, кажется, помню, что моё имя тоже было крайне необычным…и… тоже коротким…в нём также было всего 4 буквы…— демонесса схватилась за голову, сильно напрягшись. — Да…Улин…так меня звали когда-то.
«До чего странное имя.» — подумал Дион, но мысли свои решил не произносить вслух.
— Что ж, полагаю, теперь я могу, наконец-то, начать свою историю.
====== Глава 2. Одиночество. Часть 5 ======
Я была рождена в мирную эпоху, рассказ о которой сейчас многим бы показался мифичным. То было время, когда создания света и тьмы сосуществовали в мире и согласии, терпимо принимая каждого и оказывая друг на друга благотворное влияние. Как и нынче, дети Светлого Бога жили в основном духовной жизнью праведников, в то время как дети Тёмной Богини считали невозможным достичь счастья без удовлетворения земных чувств. Но в совместной жизни различные по сути создания уравновешивали друг друга, не позволяя никому впадать в крайности. Благодаря этому рождённые от света не становились агрессивными фанатиками, а тёмные не превращались в беспринципных грешников и преступников. Такова была жизнь когда-то…
Моя матушка принадлежала к известному дворянскому роду Либеравис, прославившемуся значительными вкладами в науку, а мой отец происходил из древней аристократической семьи Портауреа, члены которой из поколения в поколения занимались политической деятельностью вне зависимости от пола. Я не уверена, что сейчас народ демонов продолжает придерживаться уважительного отношения к женщинам, как к наиболее близкому подобию Богини, но в моё время эти принципы были абсолютны. Женщина была фактически символом благословления, потому принималась в любой деятельности с распростёртыми объятиями. Чего не скажешь про народ светлых, где всегда было в корне противоположное восприятие. Женщины ассоциировались с порочным началом и виделись основным предметом соблазна. Конечно же, это не выражалось в дискриминации, деспотизме и прочих преступных вещах — проповедуя добродетель, народ светлых мог быть фанатичным, но ни в коем случае не ханжеским. Однако не самое лестное представление о женщинах можно было…прочуять в их церковной атмосфере, причём отнюдь не только мне с моим специфичным даром. Женщины могли быть допущены к некоторой «серьёзной» деятельности, но с меньшей свободой, чем мужчины. Потому моё политическое будущее виделось преимущественно среди демонической цивилизации, а не светлой.