Самым тяжёлым явлением для Андре была, пожалуй, боль. Всякого рода. Но, в первую очередь, душевная. Ведь от неё не было ясного лекарства как от внешней...
Существовала разная по уровню боль в представлении Андре. Малая заживала со временем, большая оставляла вечные шрамы. А разрушительная наносила такой ущерб, что убивала. Но никогда не быстро, а всегда медленно.
Соответственно Андре следовало познать такие сложные понятия, как раскаяние и чувство вины только тогда, когда бы он причинил кому-нибудь страдания. Но разве молодой демон был повинен в этом? (Тот же Лион вряд ли долго убивался, узнав насколько пустовата и фривольна его жёнушка, к тому же успел выпустить всё, что накипело в нём, и облегчить дух …)
Если только…?
Она выглядела тогда потрёпанной от смятения. Неужто матушка настолько настрадалась в тот день?
====== Глава 5. Ускользающий сон. Часть 6 ======
— А-Андре, мальчик мой, что происходит? — уже успев покраснеть от волнения, громко проговорила она. — Мне неожиданно позвонил Латенто и сказал, чтобы я срочно ехала домой и никого не впускала к себе, пока не поговорю с тобой…О, Богиня! Что с твоим лицом?! Ты подрался с кем-то?!
— Да, вроде того…— нерасторопно ответил Андре, не зная с чего начать.
— Мать Всемогущая! Что за кошмар! Как же дошло до этого?!? — схватившись за голову, демонесса уже разразилась слезами. — Что же такое случилось?! Ты опять натворил что-то?
— Не один я…Даже не знаю, как сказать…. Ты можешь хотя бы попытаться успокоиться? — устало вздохнул молодой демон.
— Как тут с вами успокоишься?! Ты совсем не бережешь моё больное сердце, Андре!
«Можно подумать, ты когда-то берегла моё!» — гневливо сверкнула мысль у юноши.
— Перестань истерить, матушка, и выслушай меня! — ядовито произнёс молодой либурбемец. — Дело в том, что...я…кое-кого соблазнил из Рейджленда….
— Рейджленд?!!!! Рейджленд!!!!О, Богиня милосердная! — демонесса аж схватилась за сердце. — Ты связался с этим диким городом!! !!!Что же ты наделал!!!!!!ТЕБЕЖИТЬНАДОЕЛО???????? Ах, ты загонишь меня в могилу, неблагодарный!!!
— Я соблазнил жену верховного, и он дрался со мной за свою осквернённую супругу. — бесстрастно продолжил Андре.
— Т-Т-ТЫ ЧТО СДЕЛАЛ????????В-ВЫ ЧТО…? — женщина от шока похоже забыла, как дышать, и так и замерла с раскрытым ртом.
— И Латенто убил его.
Если бы эмоциональность матушки выражалась в пузыре, который бы увеличивался по мере разрастания её переживаний, то в этот момент он бы точно лопнул.
Глаза демонессы отклонились куда-то ввысь, и она, покраснев до какой-то сверхъестественной красноты, упала в обморок.
Проходивший мимо по коридору слуга увидел, что произошло, и ошеломлённо метнулся к ней.
— Ох, господин! Как вам не совестно доводить до такого состояния вашу матушку! — приподнимая её за талию, сказал он с открытым укором. — Вам же известно насколько она чувствительная и ранимая душа…
Будь подобного тона реплика произнесена во многих других городах, слуга бы заслужил за неё, как минимум, пощёчину. Но в Либурбеме никогда не существовало социального уничижения, и по-настоящему здешних аристократов и плебеев различала лишь мера финансовой состоятельности. Потому атмосфера между господами и их прислугой зачастую была непринуждённой, простодушной, а то и вовсе фамильярной.
«Да уж, все вы, видно, давно поняли о её «чувствительности» после опыта особо тесного «общения» с ней. — с сардонической усмешкой про себя подумал Андре.
— Не я, а она сама довела себя до такого состояния. — пренебрежительно ответил юноша. — Это был её выбор сокрушаться в истерике от моих проблем. Я не заставлял её делать этого.
— Как вы можете быть таким чёрствым!?— ошарашенно проговорил слуга, перенося демонессу на диван. — Вы же говорите ни о ком ином, как о родимой кровинке! Нельзя так обращаться с родителями!
— А что, дети всегда обязаны быть добрыми и понимающими?
— Конечно. Нужно ценить любовь родителей превыше всего. Ведь они любят нас больше, чем кто-либо. — ослабляя шнуры на корсете платья демонессы, говорил слуга.
Андре на это внезапно рассмеялся. Смех его перерос в хохот, в котором отдавало чем-то нервическим. Слушавшему его мужчине стало не по себе и, побледнев, он промямли:
— Ч-что с вами такое, господин? Н-над чем вы смеётесь?
— Ох, извините, сивил. — осклабился Андре, смотря пустыми глазами на слугу. — Я просто не совсем понимаю о какой-такой «любви» вы говорите? Если о «той», которую дала моя матушка, то…мне искренне жаль вас, что вы считаете это любовью, да ещё и такой, которую нужно ценить. В-Вы говорите, что я неправильно себя веду…Думаете, я ненормальный? Но знаете, мне гораздо легче поверить в то, что я — единственное нормальное существо в огромном сумасшедшем мире!
Слуга что-то пробормотал и с временной набожностью постучал ладонями по сердцу, смотря на Андре как на умалишённого. Возражать он больше не стал и, крикнув паре заглянувшим из любопытства в комнату служанкам принести нашатырного спирта и воды с полотенцами, помчался распахивать окно.
— Нашатырь уже поздновато использовать. — насмешливо сказал Андре.
— О-о чём это вы? — опасливо спросил слуга, начавший, видно, уже побаиваться молодого демона.
— Спирт нашатырный используют, чтобы предотвратить обморок, а не пробудить от него. Так вы только можете навредить ей. Химический ожог обеспечить, без малого.
— …Как же…но…Откуда вы взяли…?
— Я не откуда это не «взял». Это медицинский факт. — с непривычной для себя серьёзностью произнёс Андре. — Лучше приподнимите ей ноги — это поможет куда больше.
— К-как я могу вам верить? Ведь совсем не похоже, чтобы вы хотели помочь вашей матушке. Вам словно и в удовольствие издеваться над ней!
— Ну, как хотите, можете и не верить мне. — промолвил Андре с равнодушным смешком. — Мне-то всё равно. Я лишь высказался, потому что как несостоявшийся медик хотел исправить ваше заблуждение. Поступайте тогда по-своему. Только не удивляйтесь потом, если она будет орать, что у неё сожжено всё в носу.
Не желая принимать никакого участия в приведении матери в чувства, юноша, однако, продолжал с интересом наблюдать за действиями слуг. Ноги приподнимать женщине не стали, но и нашатырный спирт отчитавший Андре мужчина уже побаивался подносить к носу своей госпожи. Вместо этого он лихорадочно обтирал её лицо и грудь мокрым полотенцем, в то время, как случайные помощницы махали в их сторону подручными предметами на манер вееров.
Когда крайне обеспокоенный слуга уже собирался вызывать врачей, мать Андре открыла глаза.
— Ну что, теперь готова дослушать меня до конца? — бесцеремонно обратился к ней молодой демон.
Даже у не самых привязанных к своей госпоже служанок эта фраза вызвала охи с возмущениями.
Понимая, что осуждение свидетелей сей глупой драмы возрастало к нему, Андре чувствовал увеличивающееся злорадство.
А почему это должно считаться аморальным? Юноша же просто выпускал все свои чувства наружу. Как и учила его матушка. Ведь не она ли говорила «удовлетворяй все свои потребности и желания, даже самые низменные»? По такому принципу она и сама всегда жила. Почему же Андре не имеет права вести себя так же?
Они говорили, что у молодого демона нет сердца, никакого чувства жалости. А откуда оно могла взяться к существу, которое изводилось от истерики, при каждом как мелком, так и большом случае. Хоть сейчас её истерика была оправдана, но он не аннулировал все прошлые случаи. Мать Андре, порой, сходила с ума из-за таких ничтожных вещей, что не могла не вызывать презрения. Последнему чувству быть может и не дано было бы появиться, если бы она не пользовалась своей слабохарактерностью и неуравновешенностью, чтобы манипулировать родственниками (как долго демонесса находится на их содержании, продолжительной щедрой «помощи»?), в особенности сыном…
И однажды всё это зашло слишком далеко….
И что злило Андре больше всего, мать по ветреной природе никогда не чувствовала угрызений совести за свои проступки и эмоциональные срывы. Так словно их и не было с самого начала.