Выцепив взглядом в темноте что-то сильно похожее на алтарь, Шедоу невольно погрузился в свои мысли.
Если только было бы возможно после смерти Каллистуса стереть его существование отовсюду в Тёмных землях…Как если бы он никогда и не был на свете…Это не решило бы всего, но кардинально изменило бы довольно многое…Быть может, даже эта проклятая война…Или…Каллистус тут не…?
Саквус деликатно откашлялся и выдернул Шедоу из раздумий.
— Мы пришли, господин. Заходите. — проговорил он, придерживая дверь для него.
Они прибыли к самой дальней двери, находящейся едва не в левом углу храма и своей непримечательностью будто пытающейся скрыться ото всех глаз в лоне набожной роскоши.
— Да, благодарю. — коротко ответил Шедоу и ступил внутрь.
«Тайная комната» церкви могла бы называться её небольшим тёмным закоулком. Не только из-за слабого освещения, источником которого было колесо люстры с тремя электронными свечами (причём, одна из них была разбита), но и за счёт общего тёмно-серого тона, прерывающегося трещинами, которые сочились тревожным багряным цветом…Но то было частью замысловатого дизайна комнаты.
— Итак, — заговорил священник, встав под люстрой, — расскажите всё, что вас волнует, господин.
Шедоу приблизился к нему на расстояние вытянутой руки и принялся излагать свою лживую историю.
— Совсем недавно…в качестве наследства от моего покойного отца мне были переданы обширные владения с немалым числом слуг, навыки полного распоряжения которыми у меня, признаться, не слишком высокого уровня. Потому, наверное, от меня…ускользнули некоторые современные тенденции по вопросу взаимоотношений между слугами и хозяевами, но…То, что происходит с моими вызывает у меня сильнейшее негодование. — про себя Шедоу вздохнул и постарался придать своему голосу надменное и лишённое всяких добрых чувств звучание. — Во-первых, меня категорически не устраивает манера обращения слуг ко мне: они общаются со мной на равных, словно не понимая нашу социальную разницу.
Во-вторых, они имеют слишком много свободы, часто думают, что предоставлены сами себе вне своих обязанностей и не отчитываются передо мной за внерабочую деятельность.
И в-третьих, они чрезмерно многое позволяют себе требовать от меня: как будто я им не господин, а опекун и благодетель, обязывающийся не только кормить, поить их и держать под одной со мной крышей, но и дающий им право женится, когда они захотят, иметь детей, отправляться получать высшее образование, менять работу и прочее…Всё это навело меня, к прискорбию для созревающей в нашем мире демократии, на мысли, что к слугам необходимо применить максимально жесткие меры, дабы сделать их менее строптивыми. Святейший, возможно, вы скажете сейчас, что мои суждения порочны и одна мысль о жестокости к кому-то недопустима. Тогда вы может подскажете мне как укротить свой гнев в этом деле?
Шедоу показалось, что после его слов деревянное колесо над ним покачнулось и одна из свечей-ламп озлобленно затрещала. Намереваться вскрыть мирские тайны, охраняемые священными стенами церкви, безнравственно — это бесспорно, но Шедоу был вынужден пойти на этот грех для всеобщего блага…
Нет сомнений, что реакция священника расскажет о многом. В том числе о том, насколько серьёзно попустительство со стороны церкви.
— Богиня правая! — воскликнул священник, вскинув руки. Шедоу хотел было обрадоваться тому, что деятель религии собирается разразится праведным негодованием и хорошенько выругать его за гордыню и жестокосердие. Но меньше чем через пару секунд, саквус развеял это заблуждение. — Господин, в этом случае лишь вы имеете все основания чувствовать несправедливость! Вы не одиноки в своей проблеме и мы, священные приближённые нашей Богини, точно знаем на чьей стороне правота! Множество демонов прекрасного сана оценили нынешние перемены в обществе как весьма…неблагонравные и пагубные для себя. Посудите сами: наш город множество веков строился на господстве превосходнейших и процветал исключительно в браздах их правления. Все плебеи: фермеры, рабочие, домашние слуги, лакеи и прочие — всего лишь безвольная и диковатая масса, не способная ни на что без руководства аристократии! Они обязаны преклоняться перед вами, никогда не смея ставить себя наравне с вашей особой, а вы должны добиться от них полной покорности, не стесняясь применять любые средства. Даже крайне суровые.
— Так вы допускаете насилие? Меня беспокоит, что оно против существующего закона. — проговорил Шедоу, подавляя в себе рвущуюся наружу горечь с отвращением.
— Ах! — священослужитель брезгливо махнул рукой. — Какой это закон? Демократия, равенство, свобода — всё это глупые прихоти повелевающего нынче нами неумелого идеалиста, который, наверняка, когда-нибудь остепенится, и посмотрит на всё это баловство со стыдливой улыбкой. Закон держится на системе, а система не бывает «нежестокой». Там, где гуляют такие абстрактные понятия как «свобода» и прочая ересь, её не существует. Стоит ли удивляться, что из-за подобных корневых ошибок появляется больше бед и бесчинств?
— Я… — тяжело дыша, произнёс Шедоу, чувствуя дикую тряску в душе.
— Что с вами? — почти ласково сказал священник, ощутив печаль и смятение собеседника. — Это осуждение никак не в вашу сторону. И нет ничего непростительного в том, если вы пытались когда-то принять на веру нынешний порядок вещей: всем нам свойственно временами заблуждаться, особенно когда мы отчаянно ищем нравственные ориентиры.
— Как…? Как мне обезопаситься от сторонников новой политики?
Священослужитель высокомерно оскалился.
— Я знавал множество высокороднейших тёмных, которые восхитили меня своей находчивостью в сохранении верности старым принципам. Изолировать слуг от теперешнего нестабильного мира с его правилами было первым и основным их шагом в спасении своей власти и авторитета над ними, низшими. Чем меньше простые демоны знают того, что им как существам определённых функций знать необязательно, тем лучше. Так они не будут отстаивать «свои права.» Практически у всех, могу заверить, это работало безупречно, а если и случалось, что кто-то из прислуги осмеливался просить помощи извне — делали они это, по своей наглости, у нас, священных подданных Богини, порой даже и через исповеди! Разумеется, все мы, я не исключение, выдавали мелких преступников их хозяевам с поличным — и никакие проклятия и слезливые мольбы не могли заставить нас изменить своё решение.
— …
— Что ж, мы, однако, слегка увлеклись разговором, господин. Я дал советы от чистого сердца и полагаю, они оставили вам весьма обильную пищу для размышлений. На этом, нам стоит распрощаться. Если встретите на своём пути ещё одну заблудшую душу, приводите её сюда — вместе мы сможем противостоять этому демократическому беспределу в нашем мире.
— Позвольте мне спросить кое-что ещё, господин святейший.
— Да? Вам что-то непонятно?
— Вы же помните имена этих замечательных лиц, которые продемонстрировали вам примеры правильного обращения со слугами? Хотелось бы знать героев нашего времени лично.
— Да, я помню многих из них. — гордо улыбнулся священник и простодушно назвал с десяток имён, а его гость, достав телефон, их быстро записал.
Шедоу поблагодарил его столь леденящим кровь голосом, что даже непроницательному саквусу вдруг стало не по себе и безумно захотелось поскорее уйти из церкви, не ощущавшейся больше спасительным приютом.
Облачённый в чёрное демон не сходил с места, и тут служитель почитаемого места понял, что выход ему был перегорожен. Священнику стало и слишком страшно, чтобы даже сделать хоть один шаг к двери. Про себя он принялся молится Богине, но почему-то даже это не помогло избавиться от чувства полной беспомощности.
— В последнее время в Кларегнуме крайне большой процент смертности. — от каждого слова Шедоу мужчину пронзала дрожь, забирающаяся далеко за кожу. — Кто бы мог подумать, что этому способствует место «очищения и помощи». Жестокая ирония общества.
— О чём вы вообще толкуете? Вы сумасшедший или кто? — испуганно вскрикнул демон, осознав, что наивно обманулся, приняв за правду разыгранную роль кларегнумца перед ним. — При чём здесь процент смертности? Кларегнумцы стали чаще умирать из-за орудующего в городе серийного убийцы — Скорпиона!