«Ну, господин унтер-офицер, — обратился он сам к себе после того, как досуха вытерся, надел чистое белье, закурил и приготовился ехать дальше. — Вот теперь совсем другое дело, господин унтер-офицер. Сейчас вы на человека похожи». И осмотрел печальную местность. Размокшая от дождей пашня. Аллея тополей тянулась к Дунаю. Там слышалась прерывистая перестрелка.
Мольнар, махнув на удручающие обстоятельства, впервые сказал себе: «Лично я войну закончил. С меня хватит. Если б этот «зюндапп» мог говорить! По каким только дорогам он ни мотался — то вперед, то назад, то по кругу, то мимо горящих сел! Не раз месил грязь и прыгал через закоченевшие трупы. Ездил я на нем больше двух лет, и из них целый год с господином подпрапорщиком, который прочно устраивался на заднем сиденье. Так было до сегодняшнего дня. Теперь этому пришел конец, к тому же я оказался даже в барыше. Вот-вот, надо посмотреть на деньги».
Мольнар бросил взгляд на деньги, не вынимая их из сумки. Тут больше тридцати тысяч пенге: рядом с тремя пачками краснобрюхих сотенных полно еще десяток, двадцаток, полусотенных. Всего, наверное, тысяч сорок наберется. А может, и больше. Лучше сразу же рассовать их по гранатам, вывернув взрыватели.
Да, но если при следующей проверке патруль полюбопытствует, куда это он едет с предписанием, все-таки лучше сказать, что он везет жалованье батальона. Так что деньги надо держать под рукой…
Мольнар вскинул голову: в полкилометре от него прямо на дороге рвались мины, сразу штук по десять-пятнадцать. Резко хлопали разрывы, потом наступала тишина, но она была обманчивой, так как через несколько минут русские давали следующий залп. А затем еще и еще. Вскоре взрывы стали раздаваться ближе, в воздух взлетели раздробленные куски асфальта.
«Лучше отсюда подальше убраться. По шоссе на довольно хорошей скорости двигаются два немецких вездехода. Самое лучшее — следовать впритык за ними. Спереди они прикроют меня от пуль, а за ними меня не заметят патрули. Если повезет, то так можно будет подметать пыль за вездеходами до самого Кишвеленце, а там дела пойдут веселее».
Недалеко от поворота у Поякпусты образовалась длинная пробка. Вездеходы, не церемонясь, свернули с шоссе на поле люцерны и, как ни в чем не бывало, покатили дальше. А «зюндаппу» через глубокую канаву не перебраться!..
Мольнар с досадой осмотрелся. По шоссе дальше не проедешь: в длинной очереди застряли орудия, грузовики, телеги. Далеко впереди, метров за триста, виднелась цепь солдат, залегших между шоссе и хутором. Несмотря на пробку, никто не нервничал. Не слышалось ни шума, ни ругани. Над машинами поднимался дымок от сигарет. На фронт спешить не было никакого смысла, это тебе не в тыл.
Однако унтер-офицеру нужно было срочно обогнать застоявшийся ряд машин. Здесь торчать не стоило: могли догнать. Мольнар обратился к какому-то пограничнику, который как раз «спускал пары», задумчиво уставившись перед собой в пустоту.
— Что это тут, приятель?
Пограничник не спеша застегнул штаны.
— Даже через ширинку и то холод проходит, — недовольно констатировал он.
— Это точно, дружище. А что за чертовщина тут произошла, не знаешь, случайно?
— Да говорят, наши болваны-артиллеристы шлепнули сюда, на самую середину шоссе, здоровенный снаряд.
— У артиллеристов такая работа.
— У наших?
— А это были наши?
— Точно никто не знает. Может, и немцы. Стреляли оттуда, с гор.
— А, дьявол! Закури.
— Спасибо, господин унтер-офицер.
— Давно это было?
— Да уж с час. Когда мы подъехали, воронку уже засыпали кирпичами и всякой дрянью. Такую уйму земли этот снаряд выбросил, что целый грузовик уместился бы в той воронке.
— Что за черт? А чего наши стреляли?
— Впереди — я недавно там был — говорят, будто русские танки появились, будто они уж и сюда добрались. Вон до той водонапорной башни, что за аллеей. Еле-еле их оттеснили. Говорят, наши наблюдатели и сообщили артиллеристам по телефону цель на шоссе.
— Наклали небось в штаны-то?
— Наверняка, господин унтер-офицер. Я тоже не пустился бы в пляс, если б увидел русский танк.
— Ну, разумеется. Так, значит, артиллерия здорово сюда трахнула?
Пограничник почесал свои усики.
— По мне, они могли бы и повторить.
— Ясно, друг. Давно в солдатах?