— Что мы смотрим?
— Изгоняющий дьявола, — прошептал он, выключая свет и оставив комнату в кромешной темноте.
— Ты надо мной издеваешься? — закричала я, наклонившись над ним, чтобы включить лампу.
— Не будь размазней. Ты смотрела его, — прошипел он, поворачиваясь обратно.
— Я не слабая, но есть и глупые, и не глупые, и глупо смотреть фильм такой, как «Изгоняющий дьявола» с выключенным светом! Это попахивает неприятностями! — зашипела я, включая свет снова.
Это начинало походить на дискотеку со светомузыкой…
— Хорошо, я заключу с тобой сделку. Выключим свет, но, — он меня не дослушал и приложил палец, когда я начала его перебивать, — если ты испугаешься, то свет включится. Согласна?
Я все еще склонялась над ним, пытаясь включить свет снова, когда заметила, как близко находилась к его лицу. Я была расположена поперек него, как девчонка ждущая порку. И я знала, что он может сделать это…
— Хорошо, — раздраженно ответила я, поскольку начались вступительные титры. Я вернулась в нормальное, сидячее положение.
Он торжествующе улыбнулся и поднял большой палец вверх.
— Если ты покажешь мне палец еще раз, я укушу его, — прорычала я, стягивая покрывало-афганку со спинки дивана и закутываясь — словно это защита вокруг меня.
Одна минута фильма, а я уже была напугана.
Я была напряжена с того момента, и идеи, которые приходили мне о девушках нелепо обвившихся вокруг парней за просмотром фильмов ужасов отошли на второй план, когда Риган описался на Званом ужине.
К тому времени как пришел священник, я практически сидела на коленях Саймона, моя правая рука уцепилась мертвой хваткой за его бедро, и я поглядывала на фильм через отверстие в покрывале, которым полностью укрылась с головой.
— Я на самом деле, буквально, ненавижу тебя за то, что заставляешь меня смотреть этот фильм, — прошептала я на ухо, которое было прямо перед моим лицом, я отказывалась оставлять пространство между нами. Я даже сопроводила его в туалет раньше, когда у нас был перерыв. Он настоял, чтобы я осталась в коридоре, но я стояла за дверью, глазами сканируя все вокруг, все еще с пледом на своей голове.
— Мы можем больше не смотреть. Я не хочу, чтобы тебе снились кошмары, — прошептал он, возвращая глаза на экран.
— Просто не барабань в стены в течение нескольких ночей, пожалуйста. Я этого не переживу, — сказала я, глядя на него сквозь одно из отверстий.
— Ты слышала какие-нибудь стуки в последнее время? — спросил он, закатывая глаза, так он делал каждый раз, когда смотрел на меня с нелепым пледом на голове.
— Нет, на самом деле. Почему? — спросила я.
Он вздохнул.
— Ну, я, — начал он, и тогда самые маниакальные страшные шумы начали проигрываться в телевизоре, от чего мы оба подскочили.
— Ладно, может быть этот фильм немного страшный. Хочешь сесть поближе? — спросил он, нажимая паузу на пульте.
— Я думала, ты никогда не спросишь, — воскликнула я, устраивая себя полностью на коленях между его бедер. — Ты не хочешь такой плед? — предложила я, и он рассмеялся.
— Нет, я могу принять это как мужчина. Ты останешься там, правда, — дразнился он.
Я прищурилась глядя на него и ткнула одним пальцем через плед.
— Угадай, какой палец я тебе показываю, — сказала я, размахивая перед его лицом.
— Тссс, кино, — ответил он, обертывая свои руки вокруг меня, и притягивая к его груди.
Он был теплым, сильным и мощным, абсолютно не попадающий под сравнение террора, каким был «Изгоняющий дьявола». О чем мы говорим? Сейчас я не могу думать о стуках в стену, кроме Ригана в настоящее время стучащего до усрачки, и разливая вниз гороховый суп. Мы смотрели остальную часть того проклятого кино, обвиваясь вокруг друг друга как крендели с солью, и он, наконец, поддался ложной безопасности, укутавшись в плед и смотря через отверстие в нем.
* * *
Щелк. Щелк. Щелк.
Какого черта это было?
Щелк. Щелк. Щелк.
О нет.
Я парализовано лежала в кровати, с пылающим светом в моей квартире.
Щелк. Щелк. Щелк.
Я натянула одеяло повыше, прикрывая лицо и глаза, которые сохраняли бдительность вокруг спальни. Мозг знал, что мы были в безопасности и надежности, но также воспроизводил сцены из этого ужасного, страшного фильма, что делало невозможным выключить свет на ночь и лечь спать. Нервы были все на пределе, распыляя огненный адреналин по всему телу. Я возненавидела Саймона всеми фибрами моего существа в этот момент. И также хотела, чтобы он был здесь.
Щелк. Щелк. Щелк.
Что это было?
Щелк. Щелк.
Ничего.
Затем Клайв прыгнул на кровать, и я завизжала как резаная. Клайв надул свой хвост и зашипел на меня, я уверена, удивляясь, почему, черт возьми, мама закричала на него.
Щелк-щелк-щелк это были его чертовы кошачьи когти.
Спустя мгновение мой телефон зазвонил, сотрясая всю тумбочку и очередным криком от меня. Это был Саймон.
— Какого черта? Почему ты кричишь? Ты в порядке? — крикнул он, когда я ответила, что аж услышала его через телефон и через стену.
— Немедленно тащи свою задницу ко мне, ты — гребаный любитель ужастиков, — пробубнила я и повесила трубку. Я постучала по стене и выбежала, отпереть дверь. Во многом таким же образом я пробегала последние несколько ступенек лестницы в подвал, когда была ребенком, я примчалась обратно в свою комнату, прыгая за несколько футов и приземляясь в центре кровати. Я обернула одеяло вокруг себя и выглянула наружу, ожидая. Он постучал, и я услышала, как дверь открылась.
— Кэролайн? — позвал он.
— Сюда, — заорала я. Грустно, что я опустилась до такого, но также была рада его видеть.
— Я принес пирог, — сказал он со смущенной ухмылкой. — И это, — добавил он, показывая на афганский плед из-за спины.
— Спасибо. — Я улыбнулась ему из-за щита из подушки.
Через несколько минут мы лежали на моей кровати, каждый с тарелкой и со стаканом молока. Мы были сыты, и испуганы, тем самым не съев пирог ранее. Клайв со своими призрачными когтями удалился в другую комнату после того, как закатил глаза на Саймона и взмахнул своим хвостом перед ним.
— Сколько тебе лет? — спросила я, отрываясь от своего пирога.
— Двадцать восемь. А тебе сколько?
— Двадцать шесть. Двадцативосьмилетний и двадцатишестилетняя в ужасе от фильма, — размышляла я, запихивая кусочек. Пирог был отменным.
— Я бы не сказал, что я в ужасе, — парировал он. — Напуган? Да. Но я пришел, чтобы ты перестала кричать.
— И отведать моего пирога, — добавила я, подмигивая.
— Заткнись, ты, — предупредил он, а затем наклонился вперед и попробовал мой пирог.
— Боде, как хорошо, — выдохнул он, закрыв глаза, пока жевал.
— Я знаю. Что там про яблоки и домашний пирог с корочкой? Есть ли что-нибудь лучше?
— Если бы мы ели его обнаженными, то это было бы лучше, — он ухмыльнулся, приоткрывая один глаз.
— Никто не раздевается здесь, приятель. Просто ешь пирог. — Я указала на свою тарелку вилкой.
Мы жевали.
— Я чувствую себя лучше, — добавила я спустя пару минут, допив свое молоко.
— Я тоже. Уже не так напуган.
Он улыбнулся, когда я взяла свою тарелку и поставила ее на тумбочку. Я удовлетворенно вздохнула, и улеглась на подушку, пребывая в меньшем страхе.
— Итак, я должен спросить... Джеймс Браун? Я имею в виду, Джеймс Браун? — Он засмеялся, и я пнула его, когда он лег рядом со мной. Мы свернулись на бока лицом друг к другу, со скрещенными руками под подушками.
— Я знаю, я знаю. Я не могу поверить, что ты держал это в себе так долго! Я знаю, ты просто умираешь, пошутить еще с прошлой ночи.
— Серьезно, кто этот парень? — спросил он.
— Он мой новый клиент.
— Ах, попалась, — сказал он, с удовлетворением во взгляде.