— Я пришел к вам по той же причине, по которой приходит к вам любой, кто действительно столкнулся с технической проблемой, — искренне сказал Стивенс. — Насколько я знаю, вами поставлен рекорд по решению любых задач, за которые вы брались. Этот рекорд пока никем не побит, и он напоминает мне еще об одном человеке…
— О ком? — внезапно насторожился Уолдо.
— Об Эдисоне. Он точно так же не тревожился о степенях, но зато решал все трудные задачи своих дней.
— Ах об Эдисоне… Я думал, речь о ком-то из наших современников. Несомненно, для своего времени Эдисон был достаточно хорош, — великодушно признал Уолдо.
— Я не вел точных подсчетов, кто из вас больше преуспел. Я просто припомнил, что Эдисон пользовался славой человека, который предпочитает браться за более трудные задачи. То же довелось слышать и про вас. Надеюсь, моя проблема достаточно трудна, чтобы заинтересовать вас.
— В ней что-то есть, — согласился Уолдо. — Чуточку не по моей части, но что-то есть. Однако должен сказать, я с удивлением слышу столь высокий отзыв о моих талантах со стороны служащего «Норт-Америкэн пауэр-эйр». Если этот отзыв искренен, думается, без особого труда удалось бы убедить вашу фирму в том, что это я, вне всякого сомнения, являюсь автором так называемых патентов Хатауэя.
«Невозможный мужик, — подумал Стивенс. — Мертвая хватка».
А вслух сказал:
— Вся беда была, наверное, в том, что этим делом занимались администраторы и юристы. Их вряд ли хватило бы на то, чтобы отличить в конструкторской работе дар божий от яичницы.
Такой ответ, видимо, умилостивил Уолдо.
— А что об этой проблеме говорят у вас в отделе исследований? — спросил он.
Стивенс поморщился:
— Да толком ничего. Похоже, доктор Рэмбо просто не верит сводкам, которые я ему подаю. Говорит, что такого быть не может, но при этом настроение у него падает все больше. Я думаю, что он уже несколько недель держится исключительно на аспирине и снотворном.
— Рэмбо, — протянул Уолдо. — Я помню его. Посредственный ум. Интуиции ни на грош, держится на хорошей памяти. Не думаю, что меня отпугнула бы неспособность Рэмбо справиться с задачей.
— Так вы считаете, что есть надежда решить ее?
— Притом без особых трудов. После звонка мистера Глисона я уже обдумывал этот вопрос. Вы существенно дополнили информацию, и, на мой взгляд, просматриваются по крайней мере два плодотворных направления, в которых стоит поработать. Из любой ситуации всегда есть какой-то выход в правильном направлении.
— Значит, вы примете мое предложение? — спросил Стивенс, облегченно вздыхая.
— Кто вам сказал? — изумился Уолдо. — Мой дорогой сэр, о чем вы говорите? Это был просто милый послеобеденный разговор в приятном обществе. Вашей компании я не помогу ни за что на свете. Я надеюсь увидеть, как она развалится, обанкротится и исчезнет. А то, о чем мы говорили, вполне может стать поводом для этого.
Стивенс с трудом совладал с собой. Его обвели вокруг пальца. Этот жирный ханыга попросту забавлялся, водя его за нос. Порядочности в нем ни на грош. Тщательно подбирая слова, Стивенс продолжил речь:
— Мистер Джонс, я не прошу у вас пощады для «Норт-Америкэн», я взываю к вашему чувству долга. Задеты интересы общества. От услуг, которые мы оказываем, зависит жизнь миллионов людей. Ни ваши, ни мои проблемы тут не имеют значения, эти услуги должны быть предоставлены.
Уолдо скривил губы.
— Нет, — сказал он, — на мне это, думаю, не сработает. Боюсь, что благополучие полчищ неведомых мне землероек — не моя забота. Я и так сделал для них больше, чем следовало бы. Они вряд ли заслуживают помощи. Дайте им волю, и большинство ринется обратно в пещеры и схватится за каменные топоры. Мистер Стивенс, случалось ли вам видеть, как ряженная во фрак дрессированная обезьяна откалывает цирковые номера на роликовых коньках? Так вот, мне хотелось бы, чтобы вы навсегда запомнили: у меня не мастерская, где клепают ролики для обезьян.
«Если пробуду здесь еще хоть минуту, — сам себя молча вразумил Стивенс, — я чертовски о том пожалею». А вслух произнес:
— Как я понял, это ваше последнее слово?
— Можете считать, что да. Всего наилучшего, сэр. Ваш визит меня очень порадовал. Благодарю вас.
— Прощайте. Спасибо за угощение.
— Не стоит благодарности.
Стивенс крутнулся в воздухе, чтобы направиться к выходу, но тут его окликнул Граймс: