Полковник Хербан: Я не помню сколько, но я знаю, что проблема между ним и Милюковым заключалась в этом.
Сенатор Оверман: Милюков доказал это, не так ли?
Полковник Хербан: Да, сэр.
Сенатор Оверман: Знаете ли вы, где он их взял?
Полковник Хербан: Я вспоминаю, что их было 10.000; но это не имеет значения. Я буду говорить об их пропаганде. Германское правительство знало Россию лучше, чем кто-либо, и оно знало, что с помощью этих людей оно сможет разрушить русскую армию. (В 17:45 подкомитет прервал работу до следующего дня, среды, 19 февраля, до 10:30)” [United States, Senate. Brewing and Liquor Interests and German and Bolshevik Propaganda (Subcommittee on the Judiciary), 65th Cong., 1919].
Очень удивляет, что комитет прервал свою работу внезапно, до того, как источник денег Троцкого мог попасть в протокол Сената. Когда на следующий день слушание возобновилось, Овермановский комитет уже не интересовался Троцким и его 10.000 долларами. Позже мы рассмотрим доказательства, касающиеся поддержки финансовыми домами Нью-Йорка германской и революционной деятельности в США; тогда и уточним источники 10.000 долларов Троцкого.
Эти 10.000 долларов германского происхождения упоминаются и в официальной британской телеграмме военно-морским властям Галифакса, которые обратились с запросом о снятии с парохода “Кристианиафиорд” Троцкого и его группы, направляющихся для участия в революции (см. ниже). Мы также узнаем из отчета Британского управления разведки [Special Report No. 5. The Russian Soviet Bureau in the United States, July 14, 1919, Scotland House, London S.W.I. Copy in U.S. State Depf. Decimal File, 316-23-1145], что Григорий Вайнштейн, который в 1919 году станет видным деятелем Советского бюро в Нью-Йорке, собирал в Нью-Йорке деньги для Троцкого. Эти деньги поступали из Германии через германскую ежедневную газету “Фольксцайтунг”, издававшуюся в Нью-Йорке, и ссужались они германским правительством.
Хотя официально и сообщается, что деньги Троцкого были германскими, Троцкий активно занимался американской политикой перед тем, как уехать из Нью-Йорка в Россию для участия в революции. 5 марта 1917 года американские газеты писали об увеличивающейся возможности войны с Германией; в тот же вечер Троцкий на заседании Социалистической партии округа Нью-Йорк предложил резолюцию, “предписывающую социалистам поощрять забастовки и сопротивляться мобилизации в случае войны с Германией” [New York Times, March 5. 1917]. В “Нью-Йорк таймс” Троцкий был назван “высланным русским революционером”. Луис К. Фрайна, который вместе с Троцким предложил эту резолюцию, позже — под псевдонимом — написал лестную книгу о финансовой империи Моргана: “Дом Моргана” [Lewis Corey. House of Morgan: A Social Biography of the Masters of Money (New York: G.W. Watt, 1930)]. Против предложения Троцкого-Фрайны выступила фракция Морриса Хиллквита, и в результате социалистическая партия проголосовала против резолюции [Моррис Хиллквит (ранее Хиллковиц) был защитником Йоханна Мост после убийства президента Маккинли, а в 1917 г. стал лидером Социалистической партии в Нью-Йорке. В 1920-х гг. Хиллквит обосновался в банковском мире Нью-Йорка, став директором и юристом банка “Интернэшнл Юнион”. При президенте Д. Рузвельте Хиллквит помогал разрабатывать коды NRA для швейной промышленности. ].
Почти через неделю, 16 марта, во время свержения царя, Лев Троцкий давал интервью в помещении “Нового мира”. В этом интервью прозвучало его пророческое заявление о ходе российской революции:
“…Комитет, который занял в России место низложенного кабинета министров, не представляет интересы или цели революционеров; а значит, по всей вероятности, он просуществует недолго и уступит место людям, которые будут более уверенно проводить демократизацию России” [New York Times, March 16, 1917].
Эти “люди, которые будут более уверенно проводить демократизацию России”, то есть меньшевики и большевики, находились тогда в изгнании за границей и сначала должны были вернуться в Россию. Временный “комитет” был поэтому назван Временным правительством; следует подчеркнуть, что это название было сразу принято в самом начале революции, в марте, а не введено позже историками.
Вудро Вильсон и паспорт для Троцкого
Тем волшебником, который выдал Троцкому паспорт для возвращения в Россию, чтобы “продвигать” революцию, — был президент США Вудро Вильсон. К этому американскому паспорту прилагались виза для въезда в Россию и британская транзитная виза. Дженнингс К. Уайс в книге “Вудро Вильсон: Ученик революции” делает уместный комментарий: “Историки никогда не должны забывать, что Вудро Вильсон, несмотря на противодействие британской полиции, дал Льву Троцкому возможность въехать в Россию с американским паспортом”.
Президент Вильсон облегчил Троцкому проезд в Россию именно тогда, когда бюрократы Государственного департамента, озабоченные въездом таких революционеров в Россию, старательно пытались в одностороннем порядке ужесточить процедуры выдачи паспортов. Сразу же после того, как Троцкий пересек финско-русскую границу, дипломатическая миссия в Стокгольме 13 июня 1917 года направила Государственному департаменту телеграмму: “Миссия была конфиденциально информирована русским, английским и французским паспортными бюро на русской границе в Торнеа, что они серьезно озабочены проездом подозрительных лиц с американскими паспортами” [U.S. State Dept. Decimal File, 316-85-1002].
На эту телеграмму Государственный департамент в тот же день ответил: “Департамент осуществляет особую осторожность при выдаче паспортов для России”; департамент также разрешил миссии произвести расходы на создание бюро паспортного контроля в Стокгольме и нанять “абсолютно надежного американского гражданина” для осуществления этого контроля [Ibid.]. Но птичка уже улетела. Меньшевик Троцкий с большевиками Ленина уже были в России, чтобы “продвигать вперед” революцию. Возведенная паспортная сеть поймала только более легальных пташек. Например, 26 июня 1917 года уважаемый нью-йоркский газетчик Герман Бернштейн на пути в Петроград, где он должен был представлять “Нью-Йорк геральд”, был задержан на границе и не допущен в Россию. С опозданием, в середине августа 1917 года, российское посольство в Вашингтоне обратилось к Государственному департаменту (и он согласился) с просьбой “не допускать въезда в Россию преступников и анархистов…, многие из которых уже проникли в Россию” [Ibid., 861.111/315].
Следовательно, когда 26 марта 1917 года пароход “Кристианиафиорд” покинул Нью-Йорк, Троцкий отплывал на его борту с американским паспортом именно в силу льготного режима. Он был в компании других революционеров-троцкистов, финансистов с Уолл-стрит, американских коммунистов и прочих заинтересованных лиц, лишь немногие из которых взошли на борт для законного бизнеса. Эта пестрая смесь пассажиров была описана американским коммунистом Линкольном Стеффенсом так:
“Список пассажиров был длинным и таинственным. Троцкий находился в третьем классе с группой революционеров; в моей каюте был японский революционер. Было много голландцев, спешащих домой с Явы — единственные невинные люди на борту. Остальные были курьерами, двое были направлены с Уолл-стрит в Германию…” [Lincoln Steffens. Autobiography (New York: Harcourt, Brace, 1931), p. 764].
Интересно, что Линкольн Стеффенс плыл в Россию по особому приглашению Чарльза Ричарда Крейна, сторонника и бывшего председателя финансового комитета Демократической партии. Чарльз Крейн, вице-президент фирмы “Крейн Компани”, организовал в России компанию “Вестингауз” и в период с 1890 по 1930 годы побывал там не менее двадцати трех раз. Его сын Ричард Крейн был доверенным помощником тогдашнего государственного секретаря Роберта Лансинга. По словам бывшего посла в Германии Уильяма Додда, Крейн “много сделал, чтобы вызвать революцию Керенского, которая уступила дорогу коммунизму” [William Edward Dodd. Ambassador Dodd's Diary, 1933–1938 (New York: Harcourt, Brace, 1941), pp. 42–43]. И поэтому комментарии Стеффенса в его дневнике о беседах на борту парохода “Кристианиафиорд” весьма достоверны: “… все согласны, что революция находится только в своей первой фазе, что она должна расти. Крейн и российские радикалы на корабле считают, что мы будем в Петрограде для повторной революции” [Lincoln Steffens. The Letters of Lincoln Steffens (New York: Harcourt, Brace, 1941), p. 396].