Вскоре проснулся Джереми и стал играть и ворочаться в колыбели. Он пока еще почти не разговаривал, но его излюбленными словечками были «мено так» и «не сосем», он применял их по собственной системе и в различных ситуациях. В последнее время сынишка окреп и повеселел, перестал убегать, когда у него что-то не получалось, но по-прежнему был полон кипучей энергии. Демельза любила проснуться пораньше и лежать в полудреме, прислушиваясь к бормотанию и хихиканью Джереми в кроватке.
Но не сегодня. Она поднялась в половине седьмого, почти как обычно, и подошла к северному окну, из которого вылезла несколько месяцев назад. Солнце уже два часа как встало, яркие рассветные краски угасли. Утро выдалось облачным, но тихим, море было покрыто туманной дымкой, но спокойно, в отличие от ночи. Иногда казалось, что оно вообще не движется, как растянутое шелковое покрывало, но время от времени на поверхности появлялась рябь, а еще реже — одинокая волна, выдающая себя прорезающим тишину гулом. Гимлетт уже сновал туда-сюда, без устали работая по хозяйству. Демельза часто удивлялась его молчаливости по утрам, он никогда не будил их гремящими ведрами или еще каким-нибудь шумом.
Но этим утром где-то глубоко внутри всё в ней наполнилось такой болью, какой она не знала прежде. Демельза никогда не испытывала такого отчаяния. Всё пошло прахом. Любая утешительная мысль тут же обращалась в пепел. Теперь ничто уже не будет как прежде, потому что она потеряла веру.
Не так давно в разговоре с Верити Демельза сказала, что доверие к мужу... Если оно существует.
Теперь доверие исчезло. Конечно, не настолько резко. Она прожила с Россом достаточно долго, чтобы изучить его недостатки и слабости. Считать мужа ангелом и идеалом просто глупо, такая жена сама напрашивается на разочарование. Но главное — это принцип доверия. Всю жизнь Росс любил или почти любил Элизабет. После гибели Фрэнсиса в нем росло недовольство, но Демельза всё равно знала, что Росс любит ее, и чувствовала, что преданность — один из его недостатков и одновременно добродетелей, заставит его хранить верность жене до последнего дня.
Конечно, дело было не только в этом. Не только в этом заключалась потеря. Какой бы разумной и выдержанной ни была Демельза, это сводило ее с ума. Росс всегда был для нее больше, чем просто мужем. С того мгновения, когда девять лет назад он привел ее на кухню — голодную дочь шахтера — Росс олицетворял для нее благородство, не только по рождению, но и по складу характера, служил примером человека, чьи стандарты поведения всегда чуть превосходили ее собственные. Она частенько с ним спорила, хоть и не всерьез, не соглашалась с его суждениями и точкой зрения, но глубоко внутри, в самом важном, признавала его превосходство.
Не важно, ожидала ли она от мужа безусловной верности, помимо этого исчезло кое-что еще. Демельза гордилась им гораздо больше, чем собой. Она считала себя лучше любой другой женщины, потому что на ней женился Росс. Вчерашним визитом к Элизабет он подвел не только себя, но и Демельзу. Предал их обоих, разрушив саму основу ее жизни.
Джереми ждал, когда его выпустят, ему больше не хотелось лежать в колыбели, он начал бузить. Демельза не обратила на него внимания и подошла к другому окну, причесываясь. Где-то внутри теплилась надежда, что ничего не случилось, хотя в глубине души она знала правду. Знала еще до того, как Росс так поступил, знала его намерения еще до того, как он уехал. И что теперь? Почему он вернулся? Приехал забрать свои вещи, чтобы жить в Тренвите с Элизабет? Отменила ли Элизабет свадьбу с Джорджем?
Демельзе плохо удавалось ненавидеть, но она почувствовала, что могла бы убить Элизабет. Элизабет сделала всё возможное, чтобы отравить первые годы их брака. Ей это не удалось, но она, хоть и не напрямую и неосознанно, виновата в смерти Джулии. Это послужило причиной первой трещины в отношениях Демельзы и Росса. Напряжение, хоть и едва ощутимое, начало расти в тот день, подпитываясь горем Росса, и Элизабет этим воспользовалась. А теперь, после смерти Фрэнсиса, у нее развязаны руки. Интересно, действительно ли она собиралась замуж за Джорджа, или это просто была приманка, способ добиться той реакции, которой она и добилась.
Джереми заплакал, и, в конце концов, Демельза взяла его на руки, поменяла пеленки и одела, а потом отнесла вниз. Джейн Гимлетт была на кухне.
— Хозяину захотелось позавтракать. Я подала холодный окорок. Решила, что вы спите, а он велел вас не беспокоить.
— У тебя есть чай?
— Да, мэм. Всего десять минуточек как вскипел. Нарезать вам хлеба с маслом?
— Нет... Можешь подержать несколько минут Джереми?
Она вошла в гостиную. Росс переоделся и побрился, и почти закончил безвкусный завтрак. Он поднял взгляд, и они посмотрели друг на друга. В тот же миг Демельха все окончательно поняла, а он понял, что она знает.
— Я подумал, что ты спишь, решил начать без тебя.
Она промолчала и через секунду шагнула вперед и села за стол на некотором расстоянии от Росса, налила себе чашку чая, добавив молоко и сахар. Свет от окна упал на ее бледные веки и темные блестящие волосы.
— Это ведь не в последний раз? — спросила она.
Он не ответил, только опустил взгляд в тарелку и отодвинул ее.
Демельзу внезапно обуял гнев. И это ее удивило. Она боялась расплакаться, но теперь в глазах не было ни слезинки.
— А их... свадьба состоится?
— Не знаю...
Этим утром его шрам был особенно заметен. Будто след от случайного удара сабли в Пенсильвании остался символом необузданности его натуры, идущего против закона отступника.
Губы Демельзы задрожали от злости.
— И когда ты с ней снова увидишься?
— Не знаю.
Она сглотнула, пытаясь контролировать свой голос.
— В котором часу ты вернулся?
— Наверное, около пяти.
Снова воцарилось молчание. Демельза не стала больше ничего спрашивать, а он не стал объяснять то, что объяснить невозможно.
Изо всех сил пытаясь поддержать разговор, словно ничего не случилось, словно это был обычный будничный завтрак, Росс сказал:
— Вчера я заглянул к миссис Треласк по поводу лент для Джереми. Она говорит, что через месяц или два получит более дешевые.
Демельза молчала.
— Добрую часть утра я провел с Харрисом Паско и не имел возможности купить то, о чем ты просила.
Она помешала чай, глотнула, почувствовала, как горячая жидкость проникает в желудок, и уставилась в окно невидящим взглядом. Росс взял вилку и провел ей по скатерти.
— Я ужинал с Ричардом Тонкином. Он строит корабли в партнерстве с Гарри Блюиттом в Ист-Лоо. С тех пор как началась война, они процветают.
— Ааа.
— Сказал, у них столько заказов, что они не справляются. Небольшие лодки... Приятно слышать, что хоть кто-то преуспевает.
— Да?
Росс посмотрел на жену.
— А тебе разве не приятно это слышать?
— Нет.
— Мне жаль.
— Мне тоже.
— Ты пролила чай, Демельза.
— Да, — сказала она и бросила чашку на пол.
В ней кипела ярость. Это не Элизабет следует убить, а Росса. Ей хотелось кинуть в него всю посуду вместе с ножами и вилками. Она и впрямь могла бы наброситься на него с ножом. В ней не было ни капли смирения или жалости. Она была борцом, и теперь это прорвалось. Демельза боролась с собой, вздохнула и встретилась с взглядом серых глаз Росса. Потом махнула рукой и смела со стола чайник, молочник, две тарелки и сахарницу.
И вышла.
Росс не пошевелился, пока не вбежала Джейн Гимлетт.
— Боже ты мой! Что случилось, сэр? Чайник разбился вдребезги! И ваша чашка...
Она нагнулась, чтобы прибраться.
— Одергивал сюртук и зацепил скатерть, — сказал Росс. — Очень жаль.
— Ну и ну! А где хозяйка?
— Вышла. Она не хочет завтракать.
Всю неделю над домом гремел гром. Жизненным принципом Демельзы, хотя она сама этого и не сознавала, было не провожать день со злостью в душе. Но теперь злость останется с ней до самой могилы, потому что эту рану не залечить.
И дело не в том, что она не могла простить. Она не знала, нуждается ли он в прощении, да это и не имело значения. Можно простить человека за то, что срубил дерево, разбил ценную вазу или сжег картину, но для уничтоженного предмета это уже не важно.