Дуайт почти не слушал, размышляя о других пациентах, и проследовал за коллегой по коридору в спальню мистера Пенвенена. Всё навевало ужасные воспоминания. Но они покинули Дуайта, когда он увидел Рэя Пенвенена в постели, тот скрючился, как раненая ласка, лицо его было сухим и землистого цвета. Мистер Пенвенен никогда не был привлекательным, но теперь кожа на лице и руках висела складками.
Когда Дуайт подошел к постели, Пенвенен произнес привычным строгим тоном:
— Не могу сказать, что мы расстались друзьями, доктор Энис. Тем больше я признателен, что вы пришли.
Дуайт слегка поклонился, но не ответил. Он осмотрит мистера Пенвенена, но не более.
— Я настаивал, чтобы вызвали вас, несмотря на молодость, полагая, что в вас достаточно мужества не склоняться к мнению других людей. Доктор Силвейн делает всё возможное, но этого явно недостаточно.
— Что ж, мистер Пенвенен, сделанного не воротишь...
— Я впервые за многие годы серьезно болен, доктор Энис. У меня такое чувство, что нужно срочно что-то предпринять, иначе эта болезнь окажется последней.
— Надеюсь, что нет.
Дуайт наклонился с каменным лицом, чтобы осмотреть пациента.
И сразу знакомые симптомы.
— Сейчас жара нет, доктор Силвейн.
— Да, как я и сказал, в результате лечения. Но два месяца назад был.
— Но с тех пор не было, доктор Энис, — подал голос мистер Пенвенен.
— И этот кислый запах изо рта.
Мистер Пенвенен был так слаб, что едва мог перевернуться.
— Вы много пьете, мистер Пенвенен?
— Весьма. Ничего крепкого, только легкое канарское.
— А воду?
— Да, иногда и воду.
— А как питаетесь?
— Ем за четверых, хотя стал тощим, как селедка. А ведь до сих пор находил обжорство соседей отвратительным.
После тщательного осмотра Дуайт опустил полог над постелью и подошел к окну. Никакой Кэролайн с огненными волосами и в черной амазонке. Никакого тявкающего пса. Не было и Анвина Тревонанса с крупной, как у льва, головой. Лишь больной, почти умирающий человек.
— Я также рассматривал возможность, — пробубнил в нос доктор Силвейн, последовав за Дуайтом, — наличия ленточных червей в кишечнике. С этим-то зверским аппетитом. Но осмотрел стул и не нашел никаких свидетельств.
— А моча?
— Необычно сладкая на вкус. Но учитывая недобродившее вино... Кстати, поразмыслив, я предположил туберкулезную инфекцию атмосферной и космически-теллурической природы, индуцированную сырым местным климатом на фоне изобилующей различными металлами и минеральными веществами почвы. Миазмы от подобных минеральных залежей всегда пагубны, местные жители страдают от чахотки и выглядят истощенными даже в лучшие времена. Хорошо хоть здесь мало крупных городов. Как вы знаете, сэр, когда на акре обычной земли живут несколько тысяч человек, их собственные испарения поднимаются на семьдесят один фут высоты. А здесь было бы куда опасней.
— Совершенно очевидно, что это диабет, — сказал Дуайт.
— А? — едва слышно и гнусаво выдохнул через нос Силвейн. — А!
— У одного человека, я позабыл его имя, Уиллис, кажется, был этот недуг, много лет с тех пор прошло. А недавно... И все остальные симптомы — аппетит, похудение, кислый запах изо рта...
— И полидипсия [8]... — задумчиво проговорил Силвейн. — Я думал об этом. Такую вероятность можно рассматривать, но симптомы противоречивы. Жар...
— Жар отсутствует уже два с половиной месяца. Полагаю, было бы ошибкой рассматривать его как симптом.
— И еще признаки подагры. И легочная гиперемия...
— Весьма типично и очень опасно.
— Я так не считаю.
Доктор Силвейн подозрительно покосился на Дуайта, но тот и не думал сдаваться.
— А я считаю, что другого диагноза быть не может.
— Мистеру П. пятьдесят семь лет. Для человека его возраста такой внезапный приступ...
— Подобное случается. Короче говоря, я в этом уверен.
— Вы же не намереваетесь рассказать ему о своей точке зрения. Это будет серьезным ударом. Я не отвечаю за последствия.
— А я не отвечаю за них, если всё будет продолжаться по-прежнему.
— А как же еще? Вы же не рассчитываете, что он поправится при таких-то жалобах!
Они проговорили вполголоса еще несколько минут, а потом Дуайт вернулся к постели. Рэй Пенвенен смотрел на него налитыми кровью глазами.
— Итак, доктор Энис, будете меня резать?
— Нет, сэр. Полагаю, мы сумеем кое-что для вас сделать. А вы можете сделать кое-что для себя сами.
— Как?
— Прекратив употреблять привычную пищу и напитки. В особенности вино.
— Но только от него мне и становится легче! Как же мне утолить жажду?
— Холодной водой и разбавленным молоком. И питаться вам следует скромнее. Я советую самую строжайшую диету. Лечение будет непростым, потому что могу себе представить, как вы голодны.
— Как вы можете себе это представить, если никогда ничего подобного не ощущали! Легко же вам подобное прописывать. Вы что, хотите уморить меня голодом?
— Нет, хотя вам может так показаться. Я также предлагаю теплые ванны и больше свежего воздуха в комнате.
Доктор Силвейн что-то пробормотал себе под нос, но когда мистер Пенвенен взглянул на него, тот уже сопел, уткнувшись в золотой набалдашник трости.
— Вы не согласны с лечением, доктор Силвейн?
Тот пожал плечами.
— Мы это обсудили, и увы, я не согласен с коллегой. Я положительно не могу взять на себя ответственность за подобное питание для человека в столь ослабленном состоянии.
— Я в ослабленном состоянии, — заявил мистер Пенвенен, — в результате двух с половиной месяцев болезни и вашего двухмесячного лечения. Это означает, что лечение нужно сменить. Вы сможете меня вылечить, молодой человек?
— Нет, сэр.
Мистер Пенвенен моргнул и облизал губы.
— Что ж, это хотя бы честно, — сказал он через мгновение.
Он подозвал слугу, стоящего у постели, и тот налил из графина бокал вина. Мистер Пенвенен остановил его жестом.
— Пожалуй, нет, Джонас. Доктор велел мне пить воду.
Глава вторая
Дуайт не считал, что раз сырое мясо на воздухе протухает, то и с людьми случится то же самое. В отношении пищи и напитков у него тоже были диковинные взгляды. Воздержание от пищи и свежий воздух принесли много пользы в нескольких случаях желтухи и трехдневной лихорадки, он испробовал такое же лечение для туберкулеза Чарли Кемпторна. Чудесным образом это помогло. Хоть больше успех и не повторился, но для смертельной болезни и один случай имеет значение. Потом он поэкспериментировал с подагрой, чем вызвал раздражение немногих пациентов с деньгами.
А теперь вот мистер Пенвенен. В качестве лекарства он прописал настойку индонезийского опиума после каждого приема пищи. Это был выстрел вслепую, который мог как излечить, так и убить.
Мистеру Пенвенену стало лучше.
Во время пятого визита Дуайт обнаружил укутанного в одеяла и плащи пациента сидящим в кресле перед едва приоткрытым окном, хотя на дворе стоял теплый полдень. После обычного осмотра мистер Пенвенен сухо произнес:
— Вы сказали, что не сможете меня вылечить, доктор Энис, но, похоже, поставили меня на ноги. Я в долгу перед вами.
— Частично это и ваша заслуга, — ответил Дуайт, ничуть не изменивший своего отношения. — Если бы вы не имели силы воли отказаться от...
— Усилия понадобились серьезные. И долго мне еще лишать себя привычных радостей жизни?
— Если под привычными радостями вы подразумеваете привычную еду и напитки, то вынужден сказать, что многие месяцы. Возможно, всю оставшуюся жизнь.
— И долгой ли она окажется?
— Не могу вам сказать. Если вы будете бережно относиться к своему здоровью, то не вижу причин, с чего бы ей оказаться короткой.
Оба замолчали. Дуайт вытащил часы для измерения пульса, но Пенвенен сказал:
— Надеюсь, что вы сможете забыть те неприятные обстоятельства, которыми сопровождался последний визит моей племянницы Кэролайн. Я больше всех об этом сожалею, о тех мерах, что мне пришлось принять. Но теперь всё это в прошлом, и мне бы хотелось вызывать вас при необходимости, а иногда вы могли бы оказать мне честь и просто зайти на ужин. Разумеется, ваша диета не будет столь же строгой, как моя.