— Да.
— А теперь шагай отсюдова, — сказал Том Харри.
— Не трогай его, — велел ему Джордж. — Пусть уходит.
Повисла пауза. Харри опустил руки по швам.
— Завтра Рождество, — сказал Росс, — и поверьте, у меня нет желания вам надоедать. Друзьями мы стать не сможем, но слишком утомительно всю жизнь напрашиваться на драку. Я уж точно этого не желаю и надеюсь, что и вы тоже. Переехав жить по соседству, вы весьма мне досадили, но тем самым и сделали ваших близких заложниками собственного добрососедского поведения.
Он взглянул на Элизабет. Встреча с ней расстроила Росса, но не так, как прежде.
— Объясни Джорджу, что я говорю вполне серьезно.
— Я ничего не знаю о нанесенном Демельзе оскорблении, — ответила Элизабет. — Но всецело доверяю способности моего мужа устроить свою жизнь наилучшим образом.
— В таком случае, проследи за тем, чтобы он сделал нужный выбор, — внимательно посмотрел на нее Росс.
Он вышел, задев Тома Харри, который сдвинулся всего на дюйм. Второй мужчина в дверном проеме быстро ретировался, и Росс прошагал по коридору, почти ожидая, что кто-то набросится на него сзади. Он оглядел большой зал, который был частью его жизни с детских лет. Сюда он приходил с отцом и матерью, как только научился ходить. Играл здесь, в уголке, с Верити и Фрэнсисом, пока взрослые собирались у камина, и прислушивался к их разговорам: эпидемии в Чатеме, противостоянии Уилкса, отмене акта о гербовом сборе [9]. Здесь, вернувшись из Америки, он застал празднование помолвки Элизабет и Фрэнсиса. Сюда он приходил на крестины сына Элизабет, на похороны дяди... В этой комнате было нечто, принадлежащее только его семье.
Но больше этого не существует. Знакомого дерева, стекла и камня недостаточно.
Здесь воцарился Уорлегган. Всё теперь проникнуто его влиянием.
Враждебность в тоне и во взгляде Элизабет удивила Росса лишь масштабом. Он ожидал увидеть ее неприязнь. Но не думал, что это результат событий девятого мая. Он не гордился своим приключением, хотя любой мужчина с легкостью нашел бы извинения для таких действий, но противясь поначалу, позже Элизабет явно показала, что вовсе не испытывает к нему ненависти. Этот поступок во многом проистекал из ее собственного поведения по отношению к Россу в течение многих лет, а в особенности в последние два года, и она наверняка это понимала. В ту ночь она это показала и знала об этом.
Но были и другие грехи с его стороны, более поздние. В первые недели после произошедшего он снова и снова повторял себе, что должен с ней повидаться и обсудить всё при свете дня. Просто немыслимо было оставить всё как есть, но именно это он и сделал. Сначала Росс поступил мерзко, когда явился к ней, а потом — когда не явился, но он просто не знал, что сказать, и эта невозможность объясниться его остановила. Если последние десять лет были трагедией женщины, которая не в состоянии принять решение, то последние полгода — история мужчины с той же проблемой. Долгое время он не мог разобраться в своих чувствах, потом они стали кристально ясными, и с этого момента встреча с Элизабет наедине стала невозможна.
А теперь уже слишком поздно.
Глава седьмая
Росс вернулся как раз вовремя, чтобы развеять страхи жены. А незадолго до восьми пришли Дуайт и Кэролайн.
Визит к дяде отрезвил Кэролайн. Несмотря на всё, о чем они условились, она решила незамедлительно рассказать ему о встрече с Дуайтом, но, увидев дядю, поняла, насколько сильно тот болен, и промолчала.
Демельза одновременно испытывала и волнение, и возбуждение, и к концу обеда ее заботливость помогла Кэролайн почувствовать себя свободнее.
— Как долго ты будешь отсутствовать, Дуайт? — спросила Демельза. — Еще не знаешь? Это всех нас волнует.
— Флотский хирург — ни рыба, ни мясо, но мне сообщили, что это назначение можно считать двухлетним или на до окончания войны. Смотря, что окажется короче.
— А если война продолжится и после этого срока?
Дуайт заколебался.
— Он останется. Всеми фибрами души чувствую, что совесть не позволит ему уйти, — вставила Кэролайн.
— Ну хоть раз ты переоценила мою совесть, — улыбнулся Дуайт. — После приезда Кэролайн мой патриотизм очень быстро улетучивается.
— Но вам же не придется ждать так долго, пока тебя не спишут с... — сказала Демельза.
— Нет. Думаю, она выйдет за меня замуж. Я в это верю. Как только я смогу сойти на берег. Через три месяца или через шесть... Никто не знает.
— А до этого? — поинтересовался Росс у Кэролайн. — Что вы будете делать?
— Останусь на какое-то время у дядюшки. Потом, может, вернусь в Лондон.
— Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь, — вмешался Дуайт. — Хороший воздух, а лондонский не подходит твоему здоровью.
— Ах да, знаете ли, — сообщила Демельзе Кэролайн, — все первое утро нашего примирения он потратил на то, чтобы послушать мою грудь. Верите ли, я поняла, что это смущает сильнее, чем любые супружеские ласки.
Дуайт сильно покраснел.
— Вздор, Кэролайн, тебя послушать, так все было хуже, чем на самом деле. Я потратил меньше, и присутствовала твоя горничная.
— О да, моя горничная присутствовала, что делало процедуру еще менее приятной. На какое обольщение может надеяться женщина со стороны человека, который уже рассмотрел её миндалины и зубы и пересчитал ей ребра при ярком свете дня?
Дуайт глотнул вина.
— Если хочешь знать, так позволь ответить. У тебя есть всё, чтобы меня соблазнить. Я люблю тебя и очарован всем, что ты делаешь, никакая медицинская помощь никогда меня от этого не излечит!
Дуайт сказал явно больше того, что ожидала Кэролайн, и чтобы спасти положение, Росс произнес:
— Когда Дуайт уедет, а вы останетесь у дяди, надеюсь, что вы будете приходить к нам на ужин раз или два в неделю. Так быстрее пролетит время.
— После отъезда Дуайта иногда я буду просыпаться с мыслью о том, не приснилась ли мне вся эта неделя. Думаю, мне следует приходить к вам, чтобы убедиться в обратном. Надеюсь, дядюшка поправится, и я смогу рассказать ему правду.
— Если возникнут любые затруднения, приходите прямо сюда, — предложил Росс.
— Мы дадим вам пристанище, насколько потребуется.
— Муж накладывает на вас большие обязательства, — сказала Кэролайн, взглянув на Демельзу перед ответом.
— Не больше, чем я бы сама хотела или захочу.
Именно Кэролайн в конце концов улыбнулась и отвернулась.
— Я уже говорила Россу. Это был просто каприз. Во всяком случае, может быть, война закончится на следующей неделе, и мне не потребуется ваша любезность. В Плимуте жена помещика нашептала мне новости про какой-то кощунственный пир, что французы устроили в Нотр-Даме. Это пахнет упадком, и я верю, что их вооруженные силы разложатся, особенно военный флот.
— В следующем году грядут перемены, раз я выйду в море, — произнес Дуайт, — уж вши точно заметят разницу.
В половине десятого из церкви Сола пришли славильщики, и Демельза вспомнила прежние рождественские праздники. Шесть лет назад в Тренвит неожиданно заявились Тренеглосы вместе с Джорджем Уорлегганом. Элизабет пела, и Демельза пела, впервые попробовала портвейн и полюбила его аромат и действие, несмотря на тошноту, потому что тогда носила Джулию, которая должна была родиться через четыре месяца.
А потом, два года спустя, когда она была здесь одна, и пришли те же славильщики, что и сегодня, хотя и в меньшем составе, и она пригласила их в дом, посочувствовала их бедам, волнуясь из-за своего нового статуса и стремясь вести себя как требуется, не подозревая, что через две недели Джулия умрет, а она распластается, опустошенная и больная.
И корабли, потерпевшие кораблекрушение во время ужасающего январского шторма, Росс, опустошенный, как и она сама, только еще хуже, страдающий и потерянный, спускающийся к берегу, кишащему дерущимися шахтерами.
В эту ночь хор заявился в полном составе и отличной форме. Их возглавлял дядюшка Бен Трегигл — нестареющий, со своими жидкими черными локонами, как у цыгана, и Мэри-Энн Трегаскис, и Шар Нэнфан, и Джонни Кимбер, и Бетти Каркик, чей муж погиб в стычке с таможенниками, и даже Сью Бейкер продралась сквозь псалмы, не свалившись в очередном припадке.
9
Акт о гербовом сборе был принят английскими властями в 1765 году в отношении североамериканских колоний. Все торговые сделки, продажа газет, книг, брошюр, игральных карт и некоторых других товаров, а также оформление любых гражданских документов облагались штемпельным сбором в пользу короны. Налог вызвал массовые протесты и в 1766 году был отменен.