Придворная знать с шумом поднялась со своих мест. Все подняли бокалы.
— За вас! — гулко пронеслось со всех сторон.
Поднявшийся вместе со всеми Макгрегор, поклонился сначала монарху, затем всем гостям, и твёрдой рукой поднёс кубок к губам.
Генрих замер и жадно провожал каждый глоток, сделанный Греем. Затем на его губах появилась победоносная улыбка, в которой читалось и торжество, и прощание, и восхищение горцем.
Выпив содержимое, граф опустился на стул и, как ни в чём ни бывало, принялся с энтузиазмом поглощать угощения. Каким образом не откусил край хрупкого стеклянного сосуда, Грей не знал. Ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку. Пусть Генрих его отравил, но он ни за что не покажет ему свою слабость! Горец он, или кто? Яд наверняка будет действовать долго, так что граф с высоко поднятой головой покинет дворцовые чертоги.
Правитель точно знал и мог отдать половину своего королевства на спор: Макгрегор понял, что отравлен, но не подавал признаков осведомлённости и беспокойства. «Какое самообладание! Зря он влез в это дело и встал между мной и Хелен! Какой бы дипломат из него мог получиться!» — со слабым сожалением подумал король.
Посчитав, что достаточно уделил публичного внимания своему рыцарю, сюзерен более не обращал на него своего внимания.
— Уф, теперь можешь спокойно поесть, — улыбнувшись, сказал Грахем. — Генрих потерял к тебе весь интерес.
— Да, Грах, приятного аппетита! — нацепив маску безмятежности, дабы не расстраивать близкого друга, спокойно ответил граф.
«Теперь можно расслабиться. Почему бы напоследок и не насладиться кулинарными шедеврами придворного повара? Вот бы нам такого в замок!» — горько усмехнувшись про себя, подумал Грей.
Обед сопровождался весёлой болтовнёй мужчин и птичьим щебетанием леди. На какой-то миг Грей позволил себе забыться и возомнить, что это обычный обед у короля. Никто никого не травил и даже не собирался. Всё мило, пристойно и жизнерадостно. Жизнь продолжала течь своим руслом. Но теперь она, вероятно, обогнёт его по широкой дуге, потому что будет проходить уже без графа.
Насытившись, Генрих отложил тканевую салфетку в сторону и поднялся из-за стола. Придворные тут же подскочили со своих мест, выказывая уважение сюзерену. Монарх окинул милостивым, но надменным взором присутствующих и, махнув рукой, позволил им продолжать трапезу без него. Поклонившись, знать на разные лады произнесла благодарственные слова.
— Макгрегор, вы уже сегодня собирались в обратный путь, насколько я помню? — слегка задержавшись возле своего места, спросил самодержец.
— Да, Ваше Величество! Вы совершенно правы! — подтвердил его слова граф.
— Ну что же, прощайте, мой друг, мой верный рыцарь! Счастливого пути! Передавайте мой монарший привет своей супруге, — двусмысленно ухмыльнувшись, произнёс Генрих.
— Благодарю вас, сир! — поклонившись, ровным голосом произнёс Грей. — Это великая честь, я обязательно передам леди Хелен ваше устное послание!
Кивнув, король отвернулся и в сопровождении помощника покинул трапезную.
Грей грузно опустился, почти что упал на стул. Какого напряжения ему стоил этот обед, знал только его верный друг Грахем. Подошедший лакей предложил графу ещё вина. Безразлично кивнув, он согласился. Теперь ему можно всё. Хоть упиться вусмерть. Последнее слово дико позабавило Макгрегора.
Генрих ликовал. Он шёл в свои покои для послеобеденного сна и чуть ли не пританцовывал.
— Ваше Величество, у вас хорошее настроение! Кто-то смог порадовать вас за обедом? — спросил сопровождавший его помощник.
— О-о-о, да, Томас, — плотоядно улыбнувшись во все имевшиеся у него зубы, ответил король. — И надеюсь в течение этой недели получить приятные для себя новости, — сказал он и, махнув рукой, отпустил секретаря.
Войдя в спальню, государь развалился на широченной кровати и забылся счастливым сном. Ведь теперь ни граф, ни его маленькая армия, сплотившаяся под его руководством, не были Генриху помехой. Неосторожный граф имел наглость рассказать своему сюзерену о том, что теперь все три графства объединяются под его родовым флагом. Это уже серьёзная сила, которую можно считать угрозой для власти. Эта информация добавила Генриху решимости для дальнейших действий. Оставлять в живых такого врага ему было не с руки.
Шёл второй день пути, как армия Макгрегора вышла маршем из столицы. Чем ближе они подходили к Уоррен-форту, тем хуже себя чувствовал Грей. Он так и не рассказал другу, что за «беседа» глазами состоялась у них с монархом. И теперь верный его соратник был ни сном, ни духом не осведомлён о том, что яд уже вовсю распространялся по телу графа.
Грахем скомандовал привал и распорядился, чтобы воины разбивали лагерь на ночлег. Смысла тащиться по темноте не было. Люди устали и проголодались. Им нужно было утолить свои потребности и нужды. Да и нападать сейчас на такое немалое войско никто бы не рискнул. Во вновь организованной армии дисциплина была железной. Часовые действительно бдели, никто и не думал о том, чтобы засыпать на посту.
Оба приятеля так и делили одну палатку на двоих. И теплее вдвоём, и веселее, и безопаснее.
— Грах, — окликнул друга и начальника своей охраны Грей, когда они улеглись на лежанки. — Мне кажется, королю удалось осуществить свои замыслы в отношении меня, — помолчав, всё же решился он на откровенный разговор. — Генрих подсыпал мне яд.
— Грей, — тяжело вздохнув, ответил приятель. — Не придумывай! Я был начеку. Твоя еда была безвредна. Я ручаюсь за это, — успокоил он графа.
— Он отравил вино, — коротко сказал Макгрегор.
— Дружище, повторяю: всё было под полным моим контролем, и вино, и еда! Тебя никто не смог отравить! — теряя терпение, возразил охранник.
— Грахем, он отравил не само вино, а мой бокал! Понимаешь? Его обмазали ядом. А король пристально наблюдал, как я из него пью отраву! — парировал Грей.
— Посуда тоже была чиста, я в этом убедился, граф! — обиженно ответил Грах, отворачиваясь к стенке шатра. — Спи и не выдумывай ничего!
Грей замолчал, поняв, что бесполезно убеждать друга в обратном. Но граф же видел, как монарх следил за каждым его движением. Как он взял бокал в свои руки, как слуга налил ему вино. Всё это не ускользнуло от бдительного взора сюзерена. А с каким триумфом смотрел самодержец, когда Грей выпивал яд!
Ночь прошла в метаниях и кошмарах. Графу казалось, что его душат. Дышать становилось тяжелее с каждым часом. Что бы ни думал там себе Грах, но Грей чувствовал себя плохо.
С трудом отскребя себя от лежанки, Макгрегор вышел из палатки. Яркий утренний свет резанул глаза. Несмотря на то, что ещё было рано, солнце уже готовилось к выходу из-за горизонта. И на светлеющем небе прорезались его розово-жёлтые лепестки. Как же обидно и жалко, что он, быть может, больше не увидит всей этой красоты! Возможно, этот рассвет — его последний?
Сквозь воспалённые веки слезящимся взором он окинул унылый пейзаж, окружавший их стоянку. Но тот показался графу весьма даже неплохим для того, кто видит всё это в последний раз.
Воины шли ещё целый день. С Грея непрерывно градом катился пот. Слабость, сухость во рту стали постоянными его спутниками на подступах к дому.
Наконец поздним вечером армия вошла в форт. Граф увидел леди Хелен и счастливо улыбнулся! Дошёл! Увидел! Всё, дома.
— Хелен, любовь моя, — простонал граф и рухнул к ногам супруги, достигнув цели своих мечтаний и пути.
— Грей! — закричала леди. — Что с ним, Грахем, его отравили?
[Дворец короля Генриха.]
— Ваше величество! — обратился к Генриху взволнованный секретарь. — У меня плохие новости.
— Слушаю, — капризно откликнулся монарх, нахмурив брови.
— Умер граф…
— Когда? Что произошло? — не выдержал напряжения король и подскочил с кресла.