Джавия явно встревожилась, — “Никогда не говори этого!”
“Я не хотел…”, — начал было Келемвор, явно не ожидавший такой реакции со стороны Джавии. Затем он решил, что лучше быть откровенным и объяснить, что он имел в виду. “В нашем случае, так и есть”. Он указал щеку Адона. “Ни одна молитва в мире не избавит его от этого шрама, и Адон, когда получил его, был последователем Сан”.
“Этого не может быть!” — воскликнула Джавия, упрекающим голосом. “Она не богиня грязной войны”.
“Думаешь она поэтому заставляет меня страдать?” — спросил Адон, постепенно приходя во все большее уныние. “Потому, что я сражался не за правое дело?”
Лицо Джавии смягчилось и она повернулась к Адону. “Твое дело могло быть вполне нужным”, — произнесла она. “Но ожидать, что богиня буде служить своему последователю…” Она не закончила свою мысль, позволив Адону самому довести ее до конца.
Адон почувствовал как внутри него растет гнев. “Если не последователю, то кому?” — спросил он.
Джавия на какой-то миг показалась озадаченной, словно она никогда не задумывалась над этим вопросом. Наконец, она ответила, — “Себе, кому же еще?”
“Себе”, — словно эхо повторил Адон.
“Да”, — ответила Джавия. “К примеру, Сан не может занимать себя благоденствием своих последователей. Богиня Красоты должна думать только о своей красоте. Если она будет выглядеть плохо, неважно сколь долго, это извратит ее душу. А если это произойдет, у нас больше не будет чистого идеала, которого мы стремимся достичь — вся красота станет извращенной и безобразной”.
“Тогда скажи мне”, — зло потребовал жрец, — “кем последователи являются для богов?”
Келемвор тяжело вздохнул. Для воина многие вещи не стоили того, чтобы о них нужно было спорить — и религия была одной из них.
Джавия долгое время смотрела на Адона. Наконец ее мягким, но не снисходительным тоном, она произнесла, — “Мы для них словно золото”.
“Словно золото”, — повторил Адон, чувствуя, что в словах Джавии был скрыт некий глубокий смысл. “Значит, мы всего лишь разменные монеты в кошельках богов?”
Джавия кивнула. “Что-то вроде этого. Мы богатство, благодаря которому боги определяют свое…”
“Определяют свое положение”, — прервал ее Адон. “Скажи мне, та игра, в которую они сейчас играют, стоит она уничтожения целого мира?”
Джавия воздела глаза к искрящемуся небу, затем, словно не замечая или не обращая внимания на гнев Адона, произнесла, — “Боюсь, это не игра. Боги сражаются за власть над Королевствами и Планами”.
“Я бы хотел, чтобы они этим занимались где-нибудь в другом месте”, — пылко произнес Келемвор, махнув рукой на небо. “Мы не хотим быть частью этого”.
“Это решать не нам”, — решительно произнесла Джавия, помахав Келемвору пальцем, словно маленькому ребенку.
“Как ты после всего этого можешь оставаться столь преданной им?” — спросил Адон, пораженно покачивая головой. “Ведь им наплевать на нас!”
Хотя он и не был согласен с ее точкой зрения, все же жрец был рад, что она зашла в их лагерь. Несмотря на страсти разгоревшиеся во время спора, он уже давно не ощущал такого покоя. Противоречия с Джавией помогли ему понять, что он был прав отказавшись от Сан. Служить богине, которая не заботится о своих последователях было не только глупо, но и неправильно. У человечества и так хватало проблем, чтобы при этом тратить свои силы на никчемное служение самовлюбленным богам.
Спор продолжался в течении доброй трети часа без особого перевеса какой-либо из сторон. Вера Джавии, как и еретические мысли Адона были слишком сильны, чтобы они могли преодолеть свои разногласия.
Когда беседа переросла в бесцельный спор с повторяющимся набором одних и тех же доводов, Келемвор извинился и отправился в кровать. “Если эти двое собираются спорить всю ночь”, — пробормотал он себе, прикрывая глаза, — “тогда пусть они и несут стражу”.
Плохая Компания
Тропа виляла на юг и вилась вдоль череды из нескольких пологих холмов. Солнце золотило пучки блеклой травы, тут и там разбросанной по пыльной земле. Кое-где из бесплодных склонов холмов выступали красноватые глыбы камня.
Внезапно, без какой-либо на то причины, одна из глыб полыхнула огнем и через несколько минут интенсивного горения развалилась на груду обломков, которые посыпались вниз с холма, оставляя за собой на траве огненные следы.
Не обращая внимания на проделки природы, Баал, который ныне путешествовал в теле Кая Деверелла, направил обеих лошадей — свою и Миднайт — прямо в ту сторону. Непредсказуемое поведение каменистых склонов пугало чародейку, но изменить маршрут она была не в силах. Миднайт чувствовала себя абсолютно разбитой и почти обезумевшей от боли. Там, где рука Баала коснулась ее рта, кожа все еще горела. Желудок вообще поднял настоящий бунт. Все ее внутренности до сих пор ныли после омерзительного прикосновения Бога Убийства.
Лошади мерно прокладывали свой путь вверх по склону холма и Миднайт беспомощно раскачивалась в седле одной из них. Она была сломлена и столь измотана, что удерживалась на лошади лишь благодаря мерам принятым Баалом. Он прикрутил ее руки к луке седла, а ноги к стремени.
Если бы за последние тридцать часов она не перенесла столько страданий, то никогда бы не поверила, что обычный человек может столько вытерпеть. Выкрав ее прямо из-под носа у Сайрика, Баал связал ее и заткнул рот кляпом, чтобы пресечь любую попытку чтения заклинания. Затем бог усадил Миднайт на одну из лошадей, оседлал свою и быстрой рысью поехал прочь.
С тех пор скорость их передвижения не изменялась. Бог Убийства скакал целый день и всю ночь, ни разу не замедлив шага, чтобы передохнуть или хотя бы поговорить с чародейкой. Миднайт боялась, что если лошади не рухнут от изнеможения, то от постоянной тряски все ее кости раскрошатся в пыль. Словно в подтверждение этих мыслей, лошадь чародейки ударилась копытом о камень и споткнулась. Миднайт, чтобы сохранить равновесие, пришлось наклониться влево, отчего сумка со скрижалью, все еще переброшенная через ее плечо, сдвинулась в сторону. Вдоль спины пробежала волна дикой боли.
Миднайт застонала. Похитив ее, Баал оставил сумку со скрижалью у нее на плече, лишь дополнительно привязав ее кожаным шнуром. Сумка неумолимо натирала кожу чародейки и уже кое-где ободрала ее. На месте трения проступило теплое, влажное пятно и вдоль спины побежали щекочущие ручейки крови.
Баал приостановил лошадь и обернулся к ней. “Что тебе еще?”
Лишенная возможности говорить, Миднайт лишь помотала головой, давая понять, что ее стон не имел никакого значения.
Бог нахмурился и продолжил свой путь.
Миднайт облегченно вздохнула. Несмотря на терзающую боль в плече, ей не хотелось расставаться со скрижалью. Чародейка по-прежнему лелеяла надежду на спасение, и когда ей представится такой случай, она хотела, чтобы скрижаль была у нее под рукой.
К несчастью, Миднайт не знала что делать дальше после того как она сбежит. Если только она каким-то чудом не избавится от Баала, что было маловероятно, он попросту вновь выследит ее. Чародейка попыталась представить, что на ее месте предпринял бы Келемвор. Так как он был воином, то наверняка попадал в плен и был знаком с различными способами побега. Возможно в этом вопросе ей мог бы помочь даже Адон. Он изучал богов и смог бы найти слабое место у Баала.
Ах, как Миднайт хотела, чтобы двое ее друзей были сейчас рядом с ней! Никогда она еще не чувствовала себя более испуганной и более одинокой, чем сейчас. Однако, несмотря на подобные мысли, она не сожалела о том, что оставила своих друзей.
Если бы они вместе с ней оказались у брода, наверняка Баал бы прикончил их. А если бы Келемвор погиб, то чародейка лишилась бы сил, чтобы продолжать свою борьбу. А этого допустить Миднайт не могла.
Чародейка уже не раз упрекнула себя за то, что пыталась помочь халфлингам. Мало того, что она подвергла себя и скрижаль опасности, так еще и не была уверена, удалось ли ей спасти хоть одну жизнь. Но потом Миднайт поняла, что если бы она даже и не стала помогать халфлингам, то это ничего бы не изменило. Баал выследил бы ее в любом случае.