– Что уставилась?! – рявкнули из темноты. – Иди, Избиличу ябедничай.
Ошарашенная непонятным предложением, я автоматически вошла в тёмную комнату. Привыкая к полусумрачному освещению, судорожно соображала, какие взаимоотношения связывают профессора и неупокоенные части трупов. А обнаружила в сумраке всхлипывающую лаборантку. Возле её ног на кафеле разлилось формалиновое озеро с каким-то серо-тряпичным островком.
– Сегодня по плану – строение генеративной системы человека. Вот я и доставала этот долбаный препарат, – шмыгая носом, Дашка глядела в пол. – Теперь точно не поступлю! Избилич уволит: у нас женских органов – хоть маринуй, а мужской только один.
Я, ничего не понимая, уставилась на Дашку. Смутная догадка с трудом начала просачиваться через полусумрак и мою os frontale[2] (надо же, хоть что-то помню).
– То есть это…
– Ну да, член с мошонкой, простатой и прочими причиндалами. Только сжался в формалине. Второго такого на всей кафедре нет. Я точно знаю. Теперь выгоня-а-ат… – Дашка опять заскулила.
– Стоп! У вас тут формалин есть? А колбу точно такую же я сейчас с биохимии притащу. Засунем все туда, надеюсь, никто не заметит. Только ты пока вытри тут, дышать нечем.
Так мы и подружились с Дашкой, которая, кстати, выручила меня на экзамене по анатомии, подсунув нужный билет. Она все-таки поступила в ЛГУ, но я-то уже заканчивала университет, и мы встречались редко. Даше удалось остаться на кафедре анатомии, даже кандидатскую защитить про патологоанатомические аспекты чего-то там. Через какое-то время общение сошло на нет.
3
Бойся свёкра богатого,
как чёрта рогатого.
Вновь я вспомнила о Дашке не от хорошей жизни три года назад.
Родители моего второго мужа Мечеслава очень любили единственную внучку и настойчиво приглашали к себе на хутор Пилипец под Сумщиной. На парное молоко и «яички из-под курочки». Однако постоянно ссорящиеся между собой дети в минуты опасности выступали монолитным фронтом – Забава согласилась поехать на Украину только вместе с братьями (мои козлята не делали особых различий между тремя бабушками и дедушками от трёх разных пап, с полной уверенностью считая их коллективной собственностью). Посомневавшись для вида, я с облегчением приняла предложение родителей покойного Мечеслава.
Отмучилась двадцать восемь часов в поезде Петербург-Мариуполь. Сдала детей деду по счёту голов на вокзале в Сумах. Переждав на станции до утра, села обратно на проходной Луганский. Мать Мечеслава не желала меня видеть, считая, что я должна была хранить до смерти верность её сыну, а не выходить замуж за Мумика.
Раз в неделю приходили новости. Свёкр по телефону уверял, что с детьми они справляются. В отношении кухни я охотно верила, но насчёт всего остального были сомнения. Которые подтвердились.
Безумный нрав Али проявился почти сразу. Оседлав велосипед соседского мальчика, он поехал с пригорка и на крутом повороте врезался в камень. Перевернулся в воздухе и ещё метров десять прокувыркался по склону до ручья. Разодрал обе руки, разбил левое колено, а лицо напоминало смятую помидорину. Али провел неделю в постели, читая «Вешние воды» Тургенева (другой русской книги у бабушки с дедушкой не оказалось).
Авраам доставлял хлопот поменьше. Он всего лишь уплыл на самодельном плоту до соседнего хутора.
Меньше всего неприятностей было от Забавы. Любительница хорошо покушать, девочка собирала ягоды, помогала печь пироги и ватрушки. Однако тоже не удерживалась от проказ.
Дети звонили по сотовому с холма за деревней, откуда имелась связь с большой землёй. Разговоры сводились к требованиям денег на мелкие расходы в продуктовой лавке. Я посылала телеграфные переводы, за которыми дедушке приходилось ездить в райцентр. Бабушка билась за порядок и здоровье маленькой многонациональной банды. Жизнь текла своим чередом. И я могла себе позволить забыть о повседневных обязанностях многодетной матери на целое лето. Целое блаженное лето.
После возвращения дети долго отмалчивались. Наконец их прорвало.
– Полный Пилипец! – заявил Абрашка, битый крапивой за путешествие на плоту.
– Больше я туда не поеду, – добавил Али, ещё не переваривший до конца «Вешние воды».
– Да ладно вам, можно подумать, у бабки Сары или у бабушки Хадиджи лучше, – обиделась Забава. – Зато мацу есть не заставляли. И муэдзины по утрам не будили. Мам, дед сказал, что перешлёт тебе осенью кабанчика, а то я больно худая.