– Разве она не пыталась сделать вот так? – взяла я безвольную ладошку Андре в руки. Странно, все стразы на месте. – Или вот так… – схватила я вторую, поцарапанную непонятно откуда взявшимся гвоздём ладонь. Все камешки до единого блеснули на красивых коготочках в тусклом свете ночника. Я облегчённо заорала: – Анька, милая, можно я тебя поцелую?!
Андре взрывной волной вынесло из кресла. Шарахнувшись к выходу, Анька, видимо, подумала, что дальше ей придётся прорываться с боем мимо комнаты Забавы, где спокойно смотрела телевизор маньячка-бисексуалка, она же Надька, и, посчитав меня меньшим злом, застыла в дверном проёме.
– Лейка, а ты… ты спала с Надькой?
Никогда не слышала, чтобы в голосе было столько страха.
– Нет, что ты. Как только Надин предложила мне, я ответила, что в принципе не против, но сплю только с теми, с кем официально зарегистрировала брак. Стас Мультивенко – единственное исключение за много лет.
Ух ты, даже умудрилась не соврать, практически ни разу! Анька немым вопросом уставилась на меня.
– А Надька не захотела быть моим четвёртым мужем.
Я старалась говорить как можно спокойнее, но хохот прорывался наружу, я истерически корчила рожи, чтобы не взорваться смехом. Андре с ужасом смотрела на меня.
– Ань, об одном только прошу, – простонала я, закрывая глаза. – Не говори Надьке, что я её «сдала». Не простит ведь она меня. Ни-ког-да! («А ведь действительно, не простит», – подумала трезвая часть моего сознания.)
– Ну, не плачь, – прошептала Андре, – я буду нема как рыба. Ты, наверное, до сих пор её любишь? Теперь мне понятно, почему ты не спишь с мужиками…
Я рухнула на постель лицом в подушку. Конвульсии, сотрясавшие меня, Анька поняла по-своему. Воистину, человек верит либо в то, чего страстно хочет, либо в то, чего безумно боится.
12
Недоверчивость – мудрость дурака.
Надин и Андре решили остаться у меня ещё на пару дней. Ни та, ни другая не хотели возвращаться в привычное. Обе объясняли это стрессом. А я взяла отпуск на работе на неделю раньше, чем собиралась, – знаю я их «пару дней».
Втроём мы дружно пустились в ничегонеделание. Не мыли, не убирали. После всех ужасных событий нами овладела странная апатия. И было ощущение, что следует ожидать продолжения, а значит, копить силы. Стас не подходил к телефону.
Начало июля измучивало жарой город и горожан. Душно было как вечером, так и ночью. Надька и Андре валялись целыми днями, у обеих наблюдался творческий простой.
Джуля, моя выносливая и совершенно непривередливая Джулька, вдруг оказалась полностью беззащитной перед температурными аномалиями. Бедная собака пластом лежала на кухонном линолеуме, отказываясь даже есть. Псинка вяло виляла хвостом при очередных моих тщетных попытках покормить её.
Я со скрытым ужасом пыталась впихнуть дорогущие консервы, купленные Андре по моей просьбе, в пасть издыхающей Джульетты.
Неужели это всё? Джульке было больше восьми лет – солидный возраст для собаки.
Решение пришло неожиданно. При очередном разговоре с Аврашкой я, не подумав, бросила в трубку, что Джуля помирает от непереносимой жары. Через пять минут после разговора с сыном перезвонила Забава:
– Мамусик, придумай, как Джульку к нам привезти. Тут ей будет лучше, однозначно. Бабку Сару мы берём на себя.
Ломая голову над неразрешимой проблемой доставки полусдохшей псинки (в электричке с ней не поедешь, такси – безумно дорого), позвонила Боре. Коллега по работе отказался категорически:
– Не, Лейк, я всё понимаю. Но одно дело – свёрток мороженой свинины в багажнике, а другое – собака на заднем сиденье. Потом замучаюсь пылесосить шерсть. У моей жены на неё аллергия – убьёт сразу.
Раздумывая, как переправить Джульку к бабке Саре, я вспомнила про нового соседа. Про то, что он ездил на собственной машине в «Золотую долину» к друзьям.
Выйдя на площадку, притормозила перед дверью. Неудобно как-то, почти не знаем друг друга. Но Джульку надо было спасать – я решительно нажала на кнопку звонка квартиры напротив.
– Лия, здравствуйте, – Матвей, открыв дверь, размашистым жестом пригласил меня.
Я, сглотнув слюну, машинально шагнула. На соседе из одежды были только белые, почти полупрозрачные, обтягивающие трусы. «Слишком обтягивающе», – подумалось мне. Мужская стать выпирала бесстыдным образом. Да, фигура у него – то, что надо! Даже слишком. Жаль, что блондин. И на руках и мускулистом торсе – татуировки, а я этого терпеть не могу. На левом предплечье Матвея был прорисован меч, причём довольно пошло. Но вот татушка в виде ветки сакуры, начинавшаяся ниже пупка и полупросвечивающая через белый материал, потрясала воображение. Оторвавшись от рассматривания накачанного разрисованного тела, я изложила проблему. Попросила отвезти нас с собакой в «Золотую долину».