Так, Б. Ф. Поршнев, например, совершенно справедливо, по нашему мнению, возражал против толкования феодального синтеза как синтеза понятий, категорий, как осуществления лишь взаимных культурных влияний. Носителями синтеза, пишет он, были люди. Но далее Б. Ф. Поршнев высказывает положение, с которым трудно согласиться. Отметив, что в древнем мире рабовладельческое государство и его варварская периферия представляли подлинное единство, подлинное целое, он доказывает, что феодальный синтез совершался внутри этого целого.[25]
Несомненно, взаимное влияние античной метрополии и варварской периферии имело место и до завоевания Империи германцами. Но, говоря о синтезе, мы имеем в виду не только взаимовлияние, но и возникновение новых отношений. Изучение истории поздней античности и раннего средневековья в Европе показывает, что качественно новые отношения стали складываться лишь после уничтожения рабовладельческого государства в рамках варварских королевств. Б. Ф. Поршневым высказано было также положение о всеобщности феодального синтеза — он якобы характерен для всех стран, от Британии до Киевской Руси, хотя в одних странах был более пропорционален и уравновешен, чем в других.[26] Это положение обосновывается толкованием понятия феодального синтеза как имманентных закономерностей развития феодализма. Обращаясь к конкретным проявлениям этих закономерностей, Б. Ф. Поршнев приводит, однако, лишь примеры, относящиеся к взаимодействию различных институтов античного и варварского обществ.
Историю варварских королевств в Британии можно рассматривать как характерный пример становления феодальных [206] отношений, происходившего почти полностью в результате лишь внутреннего развития варварского общества. Только тогда, когда в этом обществе, примерно через два столетия после завоевания Британии, созрели предпосылки для образования раннефеодального общества и государства, англосаксы стали принимать христианство, а церковь еще через столетие начала вводить в практику отчуждение земли по грамоте, способствуя тем самым созданию условий для формирования феодальной земельной собственности.
Процесс феодализации в Европе нередко градуируют в соответствии с наличием или отсутствием синтеза римских и германских отношений и его интенсивностью. Выделяют так называемый «пропорциональный» или «уравновешенный» синтез, а также синтез, в котором преобладающую роль играл один из компонентов рассматриваемого взаимодействия — варварские элементы в одних случаях, позднеантичные — в других. При этом варварское королевство иногда рассматривают как своеобразное сочетание двух обществ — варварского и позднеримского. Изучение истории варварских королевств позволяет сделать вывод, что подобная формулировка не точна: на территории варварских королевств существовало одно общество, которое было неоднородным по характеру своей социальной структуры. В такой стране как Британия — это широкий слой германских свободных общинников и родовой знати, а также их домашние рабы; слой кельтских свободных общинников, родовая знать, христианский клир и быстро исчезнувшая прослойка римских землевладельцев, колонов и рабов.
В Италии, Галлии и Испании общество, находившееся под властью варварских королей, состояло из позднеантичных классов и сословий, с одной стороны, социальных слоев варварского общества, с другой. При всей обособленности той и другой части населения в правовом, религиозном и политическом отношениях они были также и связаны хозяйственными, правовыми и политическими узами. Эти части населения не могут поэтому рассматриваться как два различных общества. Иногда, как уже отмечалось выше, делаются попытки «взвесить» те или иные компоненты синтеза в различных регионах Европы. О Галлии, например, пишут как о стране, в которой стороны, участвовавшие в синтезе, были представлены «равномерно», где действовали «примерно равнозначные» компоненты этого процесса.
Следует отметить, что критерий для подобных оценок еще не выработан. Вряд ли можно подкрепить убедительными фактами положение о «равнозначности» германского и римского элемента в Галлии или другой стране. Данные, которыми мы располагаем, позволяют нам говорить лишь об относительно большей или меньшей роли тех или иных римских и германских элементов в изучаемых регионах.