Впрочем, загруженность учебой не помешала ему наладить личную жизнь. Зато тем же летом между первым и вторым курсом Макс внезапно понял, что Лилькина-то подружка Гуля -- ничего такая девица, стройная, но грудь отчетливо видна. Глаза раскосые, темные. Как-то он провожал Гулю до подъезда ее дома и там, внезапно решившись, поцеловал. Гуля целовалась неуверенно, но старательно. Потом, когда они отстранились друг от друга, его взгляд, скользнув по окружающей остановке, зацепился за что-то серое, лежащее на асфальте. Мышь! Это была обыкновенная дохлая мышь. И Макс, предчувствуя торжество победителя, относящегося к высшей, мужской расе, шепнул Гуле:
-- Смотри, крыса!
И Гуля обернулась. А затем ловким движением туфельки с заостренным носком пнула крысу. Из ее брюха вывалились внутренности. Гуля захохотала. Макса едва не стошнило.
-- Какая ты... -- только и мог сказать он.
Гуля повела бровью.
-- Какая?
-- Офигенная!..
Гуля знала, что она такая. Ей хотелось понравиться Максу. По Гулиным понятиям, Макс был классным парнем -- красивым, умным (учился на программиста!), а встречаться с классным парнем -- цель любой девчонки. Гулины мысли, плоские и ровные, как стены, сходились углом в слове "я": "я хочу" -- "я получу". Отец запрещал ей встречаться с парнями, и она решила, что будет. Она сказала себе, что этим летом у нее случится первый секс. Ей хотелось бы, чтоб это произошло с классным парнем вроде Макса. Она тщательно подготовилась, взяв у Лильки кипу пестрых, похабных журналов и проштудировав их под лестницей, во время прогуливания уроков. Пришло лето, и она стала носить обтягивающие синие джинсы и короткие топики. Она знала, что в такой одежде выглядит сексуально: отец бесновался, мама прицокивала языком и смеялась.
И все получилось.
Машину вела Гуля. Гнала как на пожар. Когда она ездила куда-то с мужем, ее почему-то так и тянуло нарушить правила, превысить скорость, хотя вообще она была осторожным водителем, особенно если в машине был Маратик. Гуле хотелось, чтоб Макс одернул ее, но он всегда молчал, хотя она прекрасно понимала, что у него кишки в узел скручивались от быстрой езды по ухабистым дорогам.
-- Не заводи больше при папе разговоров про эмиграцию.
-- Не понимаю, почему он не понимает очевидных вещей! -- Макс был зол на тестя, который относился к нему с презрением, хотя почему -- было совершенно непонятно. Как многие люди, работающие на нелюбимой, но престижной работе, Макс добирал недостающий душевный комфорт, впитывая уважение и даже зависть окружающих. Тестю же его заработки были безразличны, и это бесило Макса. Раздражала его и теща -- постоянно сюсюкающая женщина, неумолчно звенящая серьгами.
-- Ну а Маратик? -- Макс достал главный козырь в споре по поводу эмиграции. -- Неужели твой папа не понимает, что за границей Маратику будет гораздо лучше...
-- Маратик перерастет.
Они поженились после того, как Гуля забеременела. Они не были к этому готовы, все получилось случайно. Гуле пришлось брать академический отпуск, а потом, когда родился Маратик -- слабенький, с кучей болячек, она решила, что восстанавливаться не будет: к тому моменту уже было ясно, что заработки мужа могут позволить ей жить, не работая. Гуля моталась с сыном по больницам, но никогда не ныла и не жаловалась, а на ее лице застыло выражение жестокой мадонны.
-- Твой папа слишком резкий человек.
-- Какой есть.
В этих словах жены Макс отчетливо услышал: "А ты рохля".
У Гули пиликнул телефон. Когда они остановились на светофоре, она глянула сообщение.
-- Что там? -- спросил Макс.
-- Лилька. Опять накидалась. Хахаль ее бросил. Ноет, как обычно: скоро стану старой девой с кошками, как Наташка. Ну, помнишь, может, училась с нами... с бабкой жила... сейчас ни с кем не общается... Лилька по пьяни вечно ее вспоминает...
Макс вздохнул.
Наташка Чижова. Апрельский вечер, когда он забрал ее из "больнички".
Они ехали в автобусе, Наташа сидела рядом, замершая, как ребенок, играющий прятки. В какой-то момент она прислонилась к его плечу. На секунду. Сомкнула ресницы.
Макс не знал, что в тот миг, когда ее голова коснулась его плеча, когда секундный сон смежил ее веки, сон этот, как вирус, проник в его голову. И до сих пор он ума не мог приложить, почему ему иногда снится стена с обоями в мелкий цветочек и почему от этой стены исходит такая непонятная мучительная тревога, как будто вот-вот должно случиться что-то ужасное.
Автор смотрит на своих героев сверху, из-под потолка, находясь где-то на уровне лампочки, он должен бы знать все, но нет -- и вопросы вьются вокруг него роем, мельтеша перед глазами и сводя с ума: кто виноват? что делать? зачем все это?