Уже зная, на что смотреть, я внимательно оглядел и второй меч. Его я использовал для пространственного прыжка, и, зная теперь о сетевой энергетической связи октов, можно было с уверенностью утверждать, что и там я выкачал досуха аккумуляторы далеко не одной твари. И таки да, следы изменения в металле тоже имелись, только не такие заметные. Сплав… словно немного выцвел? Да, именно так.
— Широ-сан и Куро-сан, славные дочери Рессоры-сан, — тихо проговорил я, аккуратно убирая катаны в их простые ножны.
Как это частенько бывает, имена для оружия нашлись сами собой. И если Рессора свое получила сначала больше по-приколу и как отличный тренировочный снаряд, то деяния её после начала Вторжения и героическая гибель исключили любую долю шутки. А потомки её так вовсе сразу достойно себя проявили в бою, ни разу не подведя меня и заодно при этом сделав ряд важных открытий. Рукояти под цвет потом перемотать, что ли? Заслужили.
Я хмыкнул. В известной фразочке “самурай с мечом во всем подобен самураю без меча, только с мечом” гораздо больше смысла, чем кажется. Трудно привязываться к расходникам душой, особенно постоянно осознавая, что твое оружие может взять и сломаться в любой, в том числе и самый неподходящий момент. Именно этим скорее всего объясняется совершенно особое отношение японцев к тем немногим клинкам, что легендарные мастера каким-то чудом смогли сделать действительно надежными и прочными.
Их, эти уникумы, передавали из поколения в поколение как величайшее сокровище, отбивали в боях и возвращали, организовывая сумасбродные налеты или нанимая коварных шиноби для кражи. Ну и, конечно же, персонифицировали, рассказывая легенды о клинке словно это живое существо, напарник мечника. Пока я в другом мире был главой клана, эта вся тонкая эстетика проходила мимо меня — хотя именно в моем роду хранилась катана, вроде бы созданная аж самими Ясуцуна примерно двенадцать столетий назад! И только вернувшись в родную инварианту и принявшись заниматься кендо самостоятельно волей-неволей проникся…
Я, собственно, на многое, очень на многое за эти четырнадцать лет стал смотреть по-другому. “Бесценный опыт”… если бы не его ужасная, неподъемная, врагу не пожелаешь — цена! Иногда, в моменты слабости — да, они у меня тоже бывают — мне приходили в голову мысли перестать рыпаться. Столько лет прошло, столько всего произошло и было пережито без меня. Ждут ли меня еще? А если ждут, то меня ли? Или тот образ, что от меня остался в их памяти уже до неузнаваемости исказился? В эти моменты помогало только данное обещание. Я сказал, что вернусь — и я вернусь. А если окажусь не нужен… что ж, только порадуюсь. Потому что гораздо хуже будет увидеть, что без меня все пошло прахом.
Возможность спокойно посидеть в уголке и покопаться в собственных мыслях иногда бывает очень кстати. Заходящие в казарму бойцы мне совершенно не мешали, хотя поначалу они на меня откровенно таращились и не так уж тихо перешептывались. Еще бы, тут жили только свои, из отряда, потому про случившееся они уже все знали. Сомневаюсь, что рассказ о моём… ярком выступлении удалось сдержать внутри подразделения — скорее уж дикие слухи уже гуляли среди народа, нашедшего пристанище на платформе, если еще не вырвались к другим станциям с попутками.
Впрочем, уверен, россказней о чудо-бойцах, способных октов одной левой давить, чудо-оружии из подвалов Кремля по подземке сейчас ходит не меньше чем россказней о том, как мы все обязательно и крайне мучительно умрем. Таков уж человеческий разум: всегда надеется на лучшее и одновременно старается узнать худшее, чтобы быть к нему готовым. А уж на войне такие надежды и желания усиливаются десятикратно… Оп-па. А вот это по мою душу.
— Требуется еще что-то “уточнить”? — с пониманием спросил я коменданта, решившего навестить меня лично.
— К счастью, нет, — у мужика аж щека дернулась. Учитывая его явный опыт, созданная мной ситуация принесла ему какое-то рекордное количество хлопот. — Хочу вас порадовать: ваши показания проверены и все сообщенные факты признаны достоверными… Кроме, конечно, заявленной работы инструктором.
Теперь пришла моя очередь непроизвольно поднимать брови. Сдохшим в берлоге медведем и раком, выигравшим международный чемпионат по художественному свисту, проходящий на вершине Эвереста, тут не обошлось.