Пёс засверкал на меня своими черными глазками-пуговицами из-под косматых бровей.
- Как знаете, - пожал плечами Арчи. Лихо развернувшись на каблуках и взметнув край плаща, он зашагал к деревьям. – Чтобы выйти на дорогу, двигайтесь по восточной тропе, всё время прямо, - добавил он. Когда я подняла голову, чтобы еще раз взглянуть на этого странного джентльмена, его и след простыл.
Теперь, когда он скрылся, я явственно ощутила запах скошенной травы и впервые поразилась краскам теплой еще осени. Пуаро смотрел на меня как на врага народа, и хмурился, точно дождевая туча. Но мне было не до его претензий. Следовало свернуть и понадежнее упрятать купол воздушного шара да как-то замаскировать гондолу, чем я и занялась. Ветерок легко касался моих волос, словно бы подбадривая; мирно шелестели золотые и рубиновые кроны, а по небу тянулись вереницами белесые лоскутья облаков. Наконец, спустя час или два, останки аэростата худо-бедно упокоились под грудой палых листьев. Корзину я оттащила к кустам и прикрыла сверху ветками, какие удалось собрать.
- Арчи советовал идти по восточной тропе, - пробормотала я, в изнеможении присев на валун и сверившись с компасом. – Вон она, восточная… Леший ее знает, куда она заведет. Нет, двинемся, пожалуй, на запад. Сумасшедшим верить нельзя, они ведь нарочно обмануть могут. А меня не проведешь.
Итак, решили держать путь на запад. Вернее, это я решила, а Пуаро упирался всеми четырьмя лапами, рычал да фыркал, пока я тянула его за поводок.
- Свободным животным в свободной стране удавок на шею не нацепляют, - кряхтел он. Честное слово, молчал бы лучше подобру-поздорову!
Узкая, неприметная тропка тем временем бессовестно заползла в гущу колючего кустарника. В результате – порванные штаны, исколотые ноги и напрочь испорченное настроение. Пуаро злорадствовал.
- Ты по-прежнему полагаешь, что мы на родине? Слишком уж ты самоуверенна.
- Мы во Франции, мой друг, и сейчас я это докажу, - сквозь зубы процедила я.
Он проронил что-то по поводу людей, которые не верят в чудеса, когда мы очутились на обочине глинистой укатанной дороги. На противоположной стороне высился, шелестя и поскрипывая, густой, непроходимый лес. Всё-таки обманщик этот Арчи. Ушлый тип. При мысли о том, что предположение мое оправдалось, я воспрянула духом. Надейся только на себя – и будет тебе счастье. Даже Пуаро волей-неволей признал мою правоту.
Однако не сделала я и нескольких шагов по заветной дороге, как позади, совсем рядом, заржала лошадь, вынудив меня отпрянуть. Мимо, наподдав коню шпорами, промчался рослый всадник в коричневом кафтане. Крикнув в мой адрес что-то нечленораздельное, он ускакал прочь, а я подивилась его странному диалекту и с оторопью взглянула на Пуаро. Может, и в самом деле, не Франция это?
- Что стоишь, рот разинув? – важно сказал тот. – Пора уж и двуколку остановить. Вон, катит.
- На такси не похоже, – растерянно пробормотала я.
- Такси – не такси, а до ближайшей деревни, глядишь, довезет.
Я ненавидела голосовать на дороге. Это занятие почему-то представлялось мне унизительным и недостойным. Казалось, проще самой соорудить какой-нибудь четырехколесный драндулет, чем просить помощи у кого бы то ни было.
Но вот, двуколка притормозила, седеющий извозчик уставился на меня, как на инопланетного пришельца, однако не в этом суть. Из слов его я не поняла ничегошеньки! Ни звука. Зато Пуаро, смерив меня надменным взглядом, без малейшего стеснения разъяснил ему нашу проблему.
Старик развел руками и снова произнес какую-то абракадабру. Пуаро ему ответил – на том и распрощались.
- Он сказал, что на борт кикимор не берет, - сказал мне пёс.
- Это я, что ли, кикимора?!
Мало того, что проголодалась, устала, как последнее парнокопытное, ванная по тебе плачет, – так еще и кикиморами всякими обзывают! Хочешь – не хочешь, а вскипишь с досады. Вот я и вскипела – пнула придорожный камень, а потом – как у женщин водится – в слезы. Даже не заметила, что к нам подчалил экипаж с седоком, причем седоком довольно учтивым.
- Что у вас стряслось? Вам помочь? – на чистейшем французском обратился он ко мне. Но, поскольку в тот момент меня трясло, точно в лихорадке, а с уст готово было сорваться тысяча и одно проклятие, на выручку мне вновь пришел Пуаро. Немного поостыв, я вслушалась в их диалог. Пуаро отвечал с хрипотцой, а голос пассажира… Провалиться мне на месте, если этот пассажир не Арчи! В уме уже созрела подходящая для него кличка – «Липкий». И закрепилась бы она за ним, прочно бы закрепилась, если бы не его обходительность. К тому же, он ни на йоту не соврал, когда сообщил, что мы угодили в страну Западных ветров.