Но погиб, посту не изменяя,Сохраняя твердость до конца,Ничего врагам не выдаваяМускулами своего лица.
И рабочим старым отлитаяПуля просвистела не с холмов,Не к Двине, а, гулко замирая,У холодных невских берегов.
Он упал на влажный пол сарая,Окровавлен, бледен, недвижим,И в глазах померкших – вестник рая —Промелькнул крылатый серафим.
Не в побоище на поле бранном,Не с победой при звучаньи труб,А в столице северной туманнойЗамерла улыбка мертвых губ.
Так он кончил с верой и надеждойСвой недолгий, плодотворный век.Это сделал в кожаной одеждеЗачерствелый, злобный человек.
1922
* * *
Густаву Шпету*
Должно быть обезумевший портнойСкроил меня потомству в назиданье,Чтоб грубое моё существованьеС тех пор отягощало шар земной.
И вот – угрюмый, зоркий часовой,Я над Землёй застыл, как изваянье,Чтоб пенью птиц внимать и слушать ржаньеКоней, бегущих к влаге голубой.
Чтоб всё познать как маги и факиры,И песен злых просить у нищей лиры,И петь в закат, пылающий вдали.
А по ночам, старея год от года,Как в детстве, слушать древний бред Земли,Запоминать твой дивный лик, Природа!
1923
НАСЛЕДИЕ
Мы пасынки Европы с давних пор,К её груди прижались, как щенята,Наш жребий брошен и глядит в упорБеззубый призрак будущей расплаты.
Но горькое чужое молокоНам с каждым годом и родней и слаще,И всё же, в путь пускаясь далеко,Мы юность жизни вспоминаем чаще.
Мы вспоминаем – и нередкий деньЯвляет запись о былых молитвах,О зареве хазарских деревень,О силе духа в рукопашных битвах.
А лихорадку варварских телегНе вылечит Петрово начинанье —Лишь утром выпадает первый снегИ детское сильней воспоминанье.
1924
О РАЗЛУКЕ*
Какая нам разлука предстоит,Кто скажет нам, при слове расставаньеЧто нам сулит петушье восклицанье,Когда огонь в Акрополе горит
Не все ли мы – нелепые завистники,Забывшие о прелестях тоски.Мечтаем о простом четырёхлистникеИ с розы обрываем лепестки.
Ужели мы не ведаем, что гореОдно целит в зловещие года,Что ярче пламень светится во взоре,В котором мы не прочитаем: «Да».
А пьяный хмель ненужного изгнанья —Заманчивый и радующий хмель,И не весна ведёт очарованье,А тёмный час и тёмная метель.
И лишь тогда встаёт воспоминанье,Несущее назад былые дни,Когда мы пьём вино и расставаньеИ к новым встречам тянемся одни.
11 марта 1924 года
Н.Д.*
Мы жизнь свою творим скупой и темной,Под ветхой кровлей делим страсть и сон,Наш дом надолго памятью огромнойИ снежными пластами занесён.
В сухих ветвях запутались вороныИ карканьем тревожат тишину,Вокруг метель и ветра плач и стоны,А песню не услышать ни одну.
Свою судьбу, ослепшую с годами,Мы наизусть запомнили давно,И припадать горячими губамиНам к полной чаше счастья не дано.
И не уйти к соленым синим водам,Туда, где день как ветер – жгуч и крут,Где не для нас таким тягучим медомС ночных небес созвездия текут.
1924
* * *
Падучих звёзд серебряные нити,Мильоны вёрст бегущие в секунду,Короткими и быстрыми стежкамиОстанутся в расширенном зрачке.
И звук зерна, из высохшей пшеницыУпавшего на высохшую землю,Рождает мысль о пройденном пространстве,Не смеренном за краткостью его.
Так призраком испуганные кони,Взлетев над бездной, в эту бездну канут,До гибели познать не успеваяМгновения, влекущего на дно.
1924
НАВОДНЕНИЕ*
Мы как в Венеции в своей Москве живём,В окно любуемся и воду созерцаем,И струи шумные за отпертым окном —Глухую музыку – пустой душой черпаем.
И пусть незыблемый, как каменный ковчег,Недосягаемый, в спокойствии и в силе,Не Кремль красуется – досужий человекСкликает голубей, чтоб музыки испили.
Здесь город борется, но мало силы в нём,А волны цепкие подобны хищным стаям,Здесь – мы в Венеции, а не в Москве живём,В окно любуемся и воду созерцаем.
1926
КРЕМЛЕВСКАЯ НАБЕРЕЖНАЯ