— Угощайся, ешь с моего стола всё, что пожелаешь. Праздник отменяется, — медленно проговорил Хосок. — Можешь собирать своих людей, погода хорошая, так что отбывай сегодня же.
— Простите? — Чонгук подался немного вперёд, удивлённо глядя на государя.
— Торговое соглашение Намджун увидит разве что в своих снах, — ответил Хосок и подозвал к себе слугу, чтобы тот налил ещё вина. — Тебе здесь больше нечего делать. Передай своему королю: пускай собирает всех своих людей или готовит мне дань, потому что после Минов падут и великие Кимы, — Хосок стукнул кулаком по столу, отчего слуга разлил вино, испугавшись. — Этому, — он кивнул в сторону провинившегося парня, — руку отрубить, и всех слуг, которых прислал принц Ким — казнить. Сегодня же, — взревел король, а к столу сразу же подбежали двое вооруженных солдат, оттягивая плачущего парня, который упал в ноги государя, умоляя помиловать, крича, что у него маленький ребёнок.
— Ваше Величество! — воскликнул Чонгук.
— Я даю тебе три часа, — перебил его король, — на то, чтобы ты ушёл, забирая Пака и своих людей. Не успеешь — казню. Закрою внутренние врата и казню. Всех, включая тебя, Чонгук. И, да, не рассчитывай, что получишь провизию.
Ким резко поднялся на ноги и сорвался в сторону выхода, прикидывая в уме, сколько понадобится времени, чтобы собраться в путь. Он направился к покоям Пака и не обращал внимания на кланяющихся слуг, только бежал, видя перед собой картину, где лезвие гильотины опускается на сильную шею Чимина. Вдруг метка заболела, и Чонгук остановился, вспоминая о мальчишке, который тоже в опасности. Он встал перед дверьми Пака и прижал руки к голове, не понимая, что ему делать. Он разрывался, теряясь в своих чувствах, тратил драгоценные секунды, а потом резко толкнул двери внутрь, оглядывая пустую комнату и смятые простыни, на которых спал Чимин. Вот только его уже не было, а вошедший слуга поклонился, принялся застилать постель и сказал, что господин устроил тренировку своим воинам.
Чонгук резко дёрнул мужчину за рукав и приказал отвести его к Чимину.
— Где Тэхён? — спросил Ким, пока следовал за мужчиной, не разбирая дороги.
— Простите, Ваше Высочество, но я не знаю, о ком вы, — любезно ответил слуга, показывая путь.
— Я прислал слуг в замок, где они? — нетерпеливо спросил принц, то и дело ускоряя шаг.
— Кто где. Ключница замка присматривает за ними. Их распределили на кухню, в королевскую конюшню и к кузнецу, — ответил мужчина, и Чонгук прикусил губу, чтобы не взвыть от беспомощности, что делала его титул бесполезным.
Чимин точно наносил удары по металлическим латам на теле одного из солдат, а тот пытался угнаться за Паком, не успевая следить за тем, как господин двигался, словно дикая рысь — быстро и смертельно, ударяя своим клинком точно по целям. Бил бы в серьёз — у его противника не было бы и шанса пикнуть, только упасть сражённым первым же ударом. Чонгук застыл на миг, смотря на грацию Пака, на его отточенные движения и волевую фигуру. Удержать такого в клетке невозможно. Дикий зверь, что перегрызёт глотку до того, как ты одумаешься, заставит выплёвывать кровь и стыть на холодной земле.
Чимин заметил Чонгука, заметил его выражение лица, сигнализирующее о том, что что-то случилось. Он резко оттолкнул своего соперника и засунул меч в ножны, направляясь к Киму.
— Мой принц, — Пак обеспокоенно поклонился и уставился в тёмные глаза, желая найти там ответы на свои вопросы.
— У нас есть три часа, собирай людей, мы выступаем сразу же.
— Почему? — удивлённо спросил Чимин, потирая подбородок.
— Это приказ, Пак Чимин, — холодно отчеканил принц. — Исполняй, — добавил он, разворачиваясь и направляясь за слугой, что вёл его на кухню, куда распределили больше всего слуг, присланных Чонгуком.
Но вдруг неподалеку раздались страшные крики, и Ким понял, что смысла идти на кухню уже нет. Уже поздно, а метка горит страшным пламенем, прожигая дыру не только в плече, но и в сердце. Решив, что увести своих людей важнее, чем увидеть труп мальчишки собственными глазами, он отпустил слугу и быстро направился к лагерю своих воинов, чтобы побыстрее покинуть владения Чона.
***
— Тебе не идут слезы, Юнги, — вот, что ответил Чон в ту ночь, когда поднял упавшую розовую розу и понюхал её, прикрывая глаза, не обращая внимания на всхлипы Юнги.
— Ты обещал, что не пойдешь к ней, Хосок! — крикнул Мин, за что получил громкую пощечину и безумный взгляд короля.
— Если ты ещё раз обратишься ко мне неуважительно или посмеешь назвать по имени, я отрублю твою головушку, отправлю её твоему отцу, а тело скормлю собакам, — прошипел Чон, хватая принца одной рукой за горло и толкая его в стену. Он ещё раз вдохнул аромат розы и кинул цветок в Мина. Тот приземлился прямо возле его ноги.
Юнги сполз по стене, оставляя на ней кровавый след от разбитой головы и попытался придушить свои рыдания, но в голове застыли стоны Соа, злой взгляд короля и собственная разбитая гордость, что набатом отдавалась в ушах. Он почувствовал, как его плеча коснулся один из слуг, помогая встать, но Юнги лишь оттолкнул руку и сам поднялся на ноги. Принялся идти, не видя перед собой дороги. Ему захотелось упасть мёртвым грузом на пол, осесть тяжелым осадком на сердце Чона. Больно не было, было обидно за то, что сам оттолкнул, вызвал гнев короля. Он был готов упасть на колени, вот только слишком поздно.
Он потерял власть над королём.
***
Юнги видел, как падает в кристально-чистое озеро, как его засасывает водоворот и выплёвывает на сушу. Тут ему и суждено сгореть — под жарким палящим солнцем, в огне, который подступил уже слишком близко. Лесной пожар — самое страшное, что он когда-либо видел, и развёл этот костёр никто иной, как сам Юнги, пытаясь согреться. Когда всё вышло из-под контроля? Когда он увидел в мрачном Чоне что-то большее, чем беспроглядная тьма? Он и сам не знает, а в глаза смотрят демоны короля, обещают, что живым не отпустят, заморят голодом, но только не голодом к еде. Другим.
К чему убегать, если ему и так уготовлен мешок, в котором его голову отправят его же родителям? К чему ещё хоть раз идти на встречу, если побеги не прощают? Так пусть же на него навешают ярлык с кричащим «слабак» или «предатель», если королю так угодно, пусть отправят домой по частям. Кто-то будет скучать о проданном принце? Кто-то будет оплакивать жизнь и смерть того, кто ничего не успел сделать, разве что освободил родную землю от захватчика? Надолго ли? До тех пор, пока король не наиграется, не взмахнет мечом, рубя тонкую шею бывшего принца Мина, и не прикажет своим военачальникам готовить армию к походу. Он сломает всё на своём пути, невзирая ни на что, а Юнги так и останется гнить в земле и радоваться, что спас отца и мать хотя бы ненадолго. Его не назовут героем, его возвеличат жертвой и оплакивать будут не человека, а то, что он был продан. Своими же людьми. Своим же отцом.
Юнги видел, как на него наступают мрачные тени. Они шепчут, что принцу не спастись, шепчут, что в этом замке он — никто, его словам никто внимать не будет, а обида и печаль сожрут его заживо. И Юнги кормит. Кормит этих демонов, отдавая им частички своей души, наблюдает, как они давятся, а потом раскрывают голодные рты, прося ещё. А больше нет. Юнги отдал всё. Стремясь стать королём, он стал пленником короля. И жалеет ли?
Мин резко подорвался, услышав нечеловеческий крик. Он быстро подскочил с кровати, прогоняя кошмар, а сердце ело плохое предчувствие. Выбежал из покоев, накинув на себя лишь плащ, и поспешил спросить, в чём дело, что происходит.
— Слуг, которых прислал в замок принц Ким, было велено казнить, — лаконично ответил слуга, обходя Юнги и направляясь дальше, не желая смотреть на то, как Мин взялся за сердце, прижимаясь к стене.
Юнги побежал что есть мочи, а добравшись до площадки перед замком, где всегда казнили предателей, остановился, наблюдая за эшафотом, на котором возвышалась гильотина. Вокруг собралось много люду, они предвкушали зрелище, зная, как жесток их король. Около двадцати подростков кричали, вырывались, не принимали свою судьбу. Юнги пришёл в ужас, подавил желание подбежать к кату, чтобы остановить его, только часто дышал и разглядывал всё вокруг, подмечая эмоции, что отображались на лицах детей. В очередной раз вспомнил, что он — никто, что его ударят, приволокут за шкирку к Хосоку, если он помешает, попытается остановить. Но вот глаза находят знакомые шоколадные волосы, и на всё становится плевать.