Должны казнить того, кого Юнги отчаянно захотел спасти.
Комментарий к So you wanna start a war
Было бы легче писать, если бы я получала реакцию на главы :) Вы молчите, а я беспокоюсь и переживаю. Это достаточно сложно.
========== I thought I saw the Devil, this morning ==========
Only then I am Human. Only then I am clean. Amen.
Принц переминался с ноги на ногу, пребывая на грани безумия, всё его естество требовало пойти и спасти мальчишку, и лишь маленькая частичка его души требовала броситься в ноги к королю, умолять его, чтобы оставил мальчика в живых. Но Чона не наблюдалось, а времени не было, так как очередь медленно подползала к мальчику с шоколадными волосами. Ещё двое детей, и мальчишка лишится своей головы, тяжелое лезвие гильотины опустится на его шею. Как бы Юнги хотелось спасти всех, но головы падали с плеч, а жестокая Судьба сидела неподалеку, закинув ногу на ногу, и наблюдала за метаниями принца, ехидно улыбаясь. Мин вдруг замер. Юнги знал, что он сам — обречён, его уже не спасти, Хосок не даст прожить ему долгую жизнь, ему и так снесут голову так же, как и этим несчастным подросткам. Он будет так же кричать и молить о пощаде? Нет, Юнги не пустит ни слезинки, он молча примет наказание короля, но пока что его голова на месте, а в руках — власть. Быстро взвесив все «за» и «против», он взобрался на помост, а слуги учтиво расступились перед ним, и Юнги увидел, как злобно они смотрели на него, как мерзкие крысы хотели, чтобы принц встал в очередь и тихо дожидался того часа, когда кат даст команду.
— Я — Мин Юнги, — заголосил он, повернувшись лицом к кату, — принц королевства Мин, — шум простолюдинов вмиг стих, а на Юнги уставились сотни голодных взглядов. Только дай слабину — перегрызут горло, подданные ведь — олицетворение режима правления и самого короля.
— Господин, уйдите, боюсь, Его Величеству не понравится, что вы вмешиваетесь, — за спиной прозвучал едкий голос, и, обернувшись, Юнги увидел одного из советников Хосока, который, не скрывая своего отвращения, мерзко улыбнулся, обнажая гнилые зубы. Юнги не часто видел этого мужчину, но седина его волос, морщины и злой оскал пугали издалека.
— Я — принц Мин Юнги, — пытаясь не потерять былую уверенность громко проговорил он, — на мне метка Его Величества, так что, на колени, — голос его, на удивление не дрожал. — На колени, — громко повторил он, — ты, — указал на ката, — мерзкое создание, лишающее жизни невинных.
Повсюду послышались возмущения подданных, которые были недовольны тем, что шоу прервали. Прервал чужой принц, который, вроде бы, здесь на птичьих правах.
— Вы ставите под сомнение волю Его Величества? Считаете, что король не в состоянии отличить виновных от невинных? — раздался тихий голос советника. Старик, хоть и говорил тихо, но его слышали все, так как заголосили ещё больше. — Это измена, — он улыбнулся, а Юнги захотелось столкнуть дедка с помоста, выбить из него прогнившую душу, отправить к Дьяволу, где ему самое место.
— На мне — метка короля, — на грани отчаяния повторил Юнги. — На колени! — взревел он, чем вызвал смех старого советника.
— Ладно, Дохён, встань на колени, чтобы мальчишка успокоился, — мужчина потёр подбородок, обращаясь к кату, — а то, кто знает, когда принц ещё сможет раздавать приказы.
Губы Юнги задрожали, он сдерживался, чтобы не сказать то, что думает, так как хорошо знал, что советник — любимчик короля, Хосок прислушивается к этому старому ублюдку. Дохён опустился на колени, улыбаясь подобно советнику, и Юнги подбежал к мальчишке, из-за которого и устроил весь балаган. Мальчик был не на шутку напуган, его лицо — смертельно бледным, а смирение плескалось в его взгляде. Тихое море смирения, которое затапливает человека ровно в те минуты, когда он понимает, что это конец, что больше ничего не предпринять, что его судьба предрешена, а смерть ждёт с распростёртыми объятьями.
— Чонин, твой совет мне не помог, но, если я ещё раз не поем с тобой рыбные коржи, так и сгнию в этом гадюшнике, — прошептал Юнги, пытаясь растормошить мальчика.
— Риджин, — еле слышно ответил Чонин, — господин Юнги, — его глаза не улавливали смысл происходящего, Мин видел, насколько отрешённо мальчик смотрел в даль, выискивая кого-то. — Господин, — он перевёл взгляд на Юнги, — спасите меня, чтобы я ещё хоть разок увидел её рыжие волосы. Я больше не буду обливать её водой и буду слушаться, честно, — отчаяние в глазах добили Юнги, и он увидел в Чонине себя. Такого же сломанного и верного, юного и брошенного.
— Х-хорошо, — Юнги утёр свои слёзы и, нацепив на себя улыбку, повернулся к советнику, хватаясь за связанные руки Чонина. — Я забираю его, это мой слуга и только я имею право лишать его жизни.
Стражники тут же двинулись в его сторону, и Юнги ухватился за подол своего одеяния, чтобы не выдать дрожь в руках. Он гордо окинул взглядом подданных королевства Чон и обошёл советника, не обращая внимания на его недовольное лицо. Чонин покорно следовал за ним, а люд расступался, опуская глаза вниз. Они чувствовали, что сейчас лучше не перечить принцу, чувствовали, что птичка стала хищником, готовым сожрать любого, кто выступит против её решения.
— Но, Мин Юнги, — вдруг за спиной опять раздался голос советника, он хотел было что-то сказать, но, подумав, лишь хитро улыбнулся, — наслаждайтесь свободой.
Юнги презрительно фыркнул и продолжил идти, невзирая на перешёптывания, вёл мальчишку прямо к себе в покои, боясь упускать его из виду. Он знал, что, как только упустит, все старания пропадут пропадом, а один из мерзавцев, желающих выслужиться перед Чоном, тут же убьёт Чонина, с радостью принесёт голову мальчика королю. Здесь всё только так и делается — через насилие, жестокость, страх и смерть. Он хорошо знал, что именно Хосок за несколько лет превратил когда-то мирное королевство в настоящую машину для убийств, с армией, с которой не могла сравниться ни одна из существующих. Пока Кимы пытались вывести цивилизацию на новый уровень, учили своих подданных читать, строили общедоступные библиотеки, Хосок подминал под себя земли, страшил крестьян, наводил свои порядки и убивал с каждым днём всё больше и больше. Юнги отлично всё знал, но не подавал виду, относился к Хосоку, как к избалованному властью ребёнку, фыркал на его желание приблизиться, на самом деле дрожа внутри, боясь, что король не сдержится, по привычке причинит боль.
— Господин Юнги, — Мина окликнул Чонин, — с вами же всё будет в порядке? — по голосу Юнги понял, что за него впервые за полгода пребывания в замке кто-то переживает.
Юнги утёр слёзы и вошёл в свои покои, солнечно улыбаясь. Эта улыбка так напоминала ту, что украшала бледное лицо принца, когда он ещё жил в своём дворце и не думал о завтрашнем дне, радуясь тому, что можно вдоволь наесться любимых пирожков и бегать с детьми слуг, попутно срывая уроки этикета. В замке Чонов никто не заботится об этикете.
— Не переживай, Чонин, — ответил Мин, закатывая рукав, обнажая метку, что горела привычным «злость». «Нежности» не было слишком давно. — Это залог того, что никто не посягнет на мою жизнь, а значит, я не позволю тронуть тебя.
— Спасибо вам, — мальчик окончательно пришёл в себя и упал перед Мином на колени, опуская взгляд вниз. — Я буду служить вам до последнего своего вдоха, до последней капли крови и…
— Достаточно, — мягко сказал Мин. — Встань, а я пока пойду, найду тебе чистую одежду и что-то поесть. Закрой дверь на засов, не думаю, что это остановит короля, но всё же. Я постучу семь раз. Ни больше, ни меньше, — медленно проговорил Юнги, видя, как мальчишка внимает каждому слову.
Юнги с тяжелым сердцем хлопнул дверью и, дождавшись, пока раздастся звук запирающегося засова, побрёл по коридору, чувствуя, как тяготы опять ложатся на его плечи. Захотелось вернуться в свои покои, завернуться в одеяло и дождаться дождя, который обязательно смоет всё, оставляя лишь его самого. Но дождя не было уже достаточно давно, а засуха ела поля, лишая бедных крестьян еды, которую и так отнимали наёмники Хосока.