— Вы посмотрите, и Мин Юнги тут, слоняется по замку, раздумывает о своей прискорбной судьбе, — из собственных мыслей Мина вытащил высокий насмешливый голос и смешки девиц.
— Иди, куда шла, Соа, — пробормотал Юнги и попытался обойти фаворитку Хосока и её свиту, но та лишь толкнула его к стене, прижимая кинжал к хрупкой шее.
— Может, мне подпортить тебе личико, чтобы жизнь не казалась слишком сладкой? — обманчиво ласково спросила Соа, а девушки, сопровождающие главную фаворитку, зашумели, поддакивая и смотря презрительно на принца.
— Он убьёт тебя, глупая, — ответил Юнги безразлично.
— После того, что ты устроил на эшафоте — он меня расцелует, — язвительно протянула девушка. — Красивый клинок, правда? Небольшой и смертельный. Угадай, кто его мне подарил, — прошипела Соа и провела острым лезвием по щеке принца, оставляя небольшой порез.
Юнги старался не двигаться, но сдерживаться было неимоверно сложно. Одно неосторожное движение — кинжал рассечет кожу, оставляя глубокий и уродливый след, который станет таким же уродливым шрамом. Но Юнги не боится шрамов. Нет, он боится того, что король расстроится, увидев этот постыдный след на светлой коже, разозлится и уже никогда больше не придёт. Животный ужас пронзил хрупкое тело, и Юнги неосознанно дёрнулся, загоняя лезвие ещё глубже. Руки не слушались, а щека жгла.
— Не дёргайся, сам же себе больно делаешь, — прошептала Соа, отнимая клинок от щеки, и Юнги, решив воспользоваться моментом, тут же попробовал вырваться, но девушка, словно и ожидала такого манёвра, резко резанула остриём скулу принца, вызывая струйку крови.
Парень не мог больше так, вокруг него — одни хищники, а он до сих пор птичка, боящаяся всего на свете, выросшая в любви, а не в скандалах и интригах дворца Чон. Ему хотелось вырвать кинжал из рук Соа, всадить его глубоко в своё сердце, забыть весь ужас. И пускай Хосок идёт походом на Минов, их уже и так не спасти, а Юнги обречён только на вечный ад с Хосоком и Соа во главе. Его черти преследуют его уже при жизни, и он искренне не понимает, чем это заслужил.
Кровь стекала, капая на плащ Юнги, алая и сладкая. Мин прикрыл глаза и почувствовал, как Соа облизала рану, видимо, пытаясь впрыснуть в неё ещё больше своего яда, будто бы слов недостаточно, будто бы Юнги ещё не распался. Единственное, что удерживает его от падения — мальчишка, что ждёт, пока господин постучит семь раз и принесёт еду. Отдушина и отрада. Тот, кого Юнги спас. Тот, из-за кого Юнги впервые почувствовал себя нужным человеком, а не прихотью Его Величества.
Вдруг лезвие и руки девушки исчезли, а Мин всё так же стоял возле стены, боясь открыть глаза. Послышался топот и смех удаляющихся девиц, а Юнги понимал, что это не конец, это всего лишь начало его кошмара. Соа не попрощалась, а, значит, она решила отложить свою расплату на некоторое время. Она боялась трогать принца, пока Хосок приходил к нему, но теперь, видимо, решила, что ей законы больше не писаны. Так же глупа, как и принц ранее.
Теперь Юнги стало действительно страшно.
***
— Господин, у вас кровь на щеке, — женщина уставилась на Юнги, приподняв бровь, смотря на то, как принц набирал в руки еду. — Это тому мальчишке?
— Да, — просто ответил Мин, не отвлекаясь от своего занятия, стирая кровь рукавом.
— Сейчас, — старая ключница вдруг стала рыскать по кухне, доставая с одной из полок припрятанные лесные орешки, — вот, — она протянула их изумлённому Юнги. — Возьмите это. Они вкусные, может, мальчишке понравятся. Он всегда воровал рыбные коржики, так что и их возьмите. Он мне нравится, хоть он из Кимов, — быстро проговорила ключница, и, улыбнувшись, поклонилась.
— С-спасибо, — пробормотал Юнги, разглядывая орехи, — спасибо большое.
Когда Мин уже собирался уходить, ключница добавила: — Ваше Высочество, берегите себя, не перечьте владыке по пустякам, он — человек ранимый, хоть и жестокий. Я служу во дворце слишком долго для того, чтобы так говорить.
Юнги рассеянно кивнул и, пытаясь не вдумываться в слова старой женщины, направился к своим покоям, минуя взгляды слуг. Но на ум приходило «Ваше Высочество». Его уже давно так не называли, не принимали за настоящего принца, и он было уже смирился с этим «господин», когда забытые слова расцвели цветами в сердце, заставили вспомнить, что он — ровня самому королю, а безродная фаворитка короля Соа — никто, простолюдинка, которой повезло зацепить короля, непонятно только чем.
Скоро он закроет дверь вновь отстроенного мирка, назовёт свои покои королевством Мин, и будет дома. Но, когда подошёл к двери, которая, вроде, должна была быть закрытой — его сердце замерло, а в груди образовался огромный ком. Противный голосок в голове вопил, что хорошо не будет никогда, что стоит сделать ещё пять шагов и он увидит труп того, кого спас, пожертвовав своим шатким положением. Открытые двери кричали о том, что Юнги так и не сделал ничего хорошего в своей жизни. Дважды спас. Лишь однажды по своей воле. Напрасно, потому что толку нет и так.
Юнги боролся с подступающей истерикой и сморгнул влажную пелену с глаз. Липкий страх полз по позвоночнику, касаясь всех позвонков, играя с ними, доводя до исступления. Он сделал осторожный шаг, прислушиваясь к звукам, что доносились из покоев, но в ответ лишь тишина. Юнги сделал ещё несколько шагов, пытаясь не стучать каблуками обуви. Пот стекал по виску, и принц надеялся, что в комнате его не ждёт король. Хотя он уже ясно видел, как острый меч заносится над его головой, а узоры на рукоятке улыбаются красивыми завитушками, химерными линиями, дикими рисунками. Кажется, Хосок уже занёс меч, и опустит его только в том случае, если прольётся кровь. Кровь Юнги. Так же, как и вчера, когда толкнул в стену и вернулся к Соа. Юнги потрогал корочку раны на затылке.
Мину стало страшно настолько, что он подтянул рукав, вглядываясь в «безразличие». Если ему безразлично, то, значит, Юнги обречён, а Чон уже смирился с этим, принял решение, означавшее лишь одно. Он наигрался. У него появилось желание избавиться. Значит, Минам до первых холодов не дожить — они падут ещё до того, как первые листья закружат в воздухе, сверкая всеми цветами осени.
Юнги решил, что рвать болячку на зажившей ране нужно сразу, поэтому резко вошёл в свои покои, совершенно не ожидая увидеть там интересную картину. Засов был оторван и валялся на полу возле кровати. Хосок, раскачиваясь в стороны, сидел на постели принца и смотрел стеклянным взглядом в стену. Глаза Мина расширились, и он бросил всю еду из рук на небольшой столик, подбежал к королю, падая на колени перед ним, переживая, что что-то случилось. Но от Чона несло вином, и Юнги против воли улыбнулся, погладил щёку короля и вгляделся в его затуманенный взгляд.
Возле ноги Хосока лежал его меч, а на нём красовалась кровь. Едва заметив это, Юнги оторвал руку от щеки короля и подорвался на ноги, закружил по комнате в поисках следов крови Чонина. Но ничего не было, и принц замер, всматриваясь в то, как из глаз короля капают слёзы. Прямо на холодный, голый пол. Он вновь упал на колени перед королём, утирая солёные дорожки с его щёк, всматриваясь в черты лица, искал там надежду, что он не казнил подростка.
Хосок едва слышно простонал и прислонился головой к плечу сидящего на полу Мина, когда Юнги заметил движение в углу. Чонин стоял живой и невредимый, но его бледность говорила сама за себя. Он спешно поклонился и направился к выходу, прикрывая за собой дверь. Юнги поборол желание сорваться следом, надеясь, что мальчишка знает, что делает. Хосок всё так же упирался лбом в его плечо, и Юнги обхватил его плечи руками, отрывая от себя, заглядывая в закрытые глаза. Он толкнул короля на кровать и, прикрыв его одним из пуховых одеял, уже собирался идти, когда почувствовал, как рука схватила его руку. Юнги вскрикнул.