Но он точно не был готов к тому, что утром Хосок ворвался в его покои, а следом семенил лекарь, еле успевая перебирать короткими ногами. Юнги даже не удивился, он ожидал визита короля, только гадал, когда же он соизволит явиться.
— Мне нужно, чтобы он был готов к походу, я хочу, чтобы он скакал подле меня, — безапелляционно отчеканил Хосок. — Намажь его всеми своими мазями, влей хоть все свои лекарства, но мне нужно, чтобы через два часа он был готов. Даже если мне придётся привязать его к лошади верёвками — поверь, я это сделаю.
Чон даже не взглянул на сонного принца, только развернулся на пятках и так же стремительно покинул помещение, как и влетел.
— Поход? — заспанным голосом спросил Юнги. Он видел, что вокруг было какое-то напряжение, слуги суетились, но не вникал в это, зарываясь в книги, разглядывая дивных зверей.
— Удивлён, что вы ещё не слышали, но да ладно, давайте, раздевайтесь.
Спустя два часа Юнги послушно появился во дворе, наблюдая за тем, как завершались последние приготовления, вот только вместо коня перед ним предстала карета с гербами родного королевства. Помнится, он на ней приехал сюда более полугода назад. Как же пролетело стремительно время, он и не заметил за всеми этими дворцовыми интригами, что уже достаточно задержался здесь в живых. Возле него появился король. Он в сопровождении двух стражников подошёл к принцу, холодно оценивая реакцию Мина.
— Ваше Величество, вы решили пожалеть меня? — вежливо спросил принц, кланяясь.
— Ты едешь домой на том, на чём сюда приехал, так что полезай в карету, и чтобы ни звука, — отчеканил король, всё так же холодно глядя на принца.
Юнги почувствовал, как сердце пропустило удар, а в горле пересохло, он не мог поверить своим ушам, а в голове повторялось пискливое «домой». Он придушил улыбку и, покорно поклонившись, сел в карету. Все десять минут, что карета неловко стояла посреди двора, Юнги оглядывал стены дворца, что так и не смог стать родным, и уже скучал по тем книгам, что успел прочесть, и которые только планировал прочитать. Но долго грустить не получалось, а в голове повторялось «домой».
Когда пейзажи города сменились на широкие луга и леса, Юнги высунулся из окошка, вдыхая свежий воздух, чувствуя свободу во всём теле. Ему хотелось кричать на весь мир, он не мог усидеть на месте, метался туда-сюда по мягкой обивке кареты, судорожно дышал и сжимал кулачки, представляя, как обрадуется мать и перекосится младший брат. Это заставляло сердечко трепетать ещё сильнее.
Но с первой остановкой смутные сомнения забрались в затуманенный радостью разум. Чон Хосок посадил Юнги в карету, а сам вёл свое войско к северным границам. Настолько ли глуп Юнги, чтобы не понять, что его везут не домой, а на казнь. Сначала, может, при нём казнят всю семью, а потом и его самого. Осознав всё, Юнги тут же вскочил, и, невзирая на ночь, вырвался из кареты, побежав под аккомпанемент храпа воинов, направился к шатру короля, запыхавшись, попросил пропустить его внутрь. Стражники лишь качали головами, коротко отвечая, что нельзя. Но Мин не внимал их словам и, спустя пять минут к нему вышел разозлённый Хосок, что тут же завёл в свой шатер, прикрывая рот парнишки своей рукой, глядя прямо в глаза. Юнги казалось, что время давить на жалость настало, поэтому он упал навзничь, хныкая, доводя короля этим самым до белого каления.
Чон поднял принца за шкирки и вопросительно уставился на него. Юнги фыркнул и вырвался с хватки, отряхивая свою одежду.
— Ты собираешься убить меня в любом случае, но разве это не нарушение соглашения? Ты получил меня взамен на мир, а теперь идёшь войной на моё королевство, — неожиданно спокойно проговорил Юнги, не отводя взгляд.
— Ты целый день не мог догадаться? Не такой уж ты и умный, — хмыкнул Хосок, сложив руки на груди. — Ещё что-то?
— Ты убьёшь всех? — тихо прошептал, боясь повышать голос, чтобы не выдать дрожь.
— Нет, только твою семью, — просто ответил Чон разглядывая лицо Юнги. — Рад, что ты не закатил истерику.
— Каково быть таким? — всё так же тихо спросил Юнги, едва сдерживая рыдания. Ему хотелось броситься под ноги королю, умолять свернуть в сторону дворца. Он был даже готов быть запертым в темнице, но не хотел, чтобы его родной дом был сожжён этим тираном, место которому только в огне.
— Каково быть таким слабым, Юнги? — прошипел Чон, схватил Мина за горло, сильно сжимая пальцы.
Юнги уже достаточно привык к такому обращению, так что не дёрнулся, не изменил выражение лица, всё так же пусто глядя на действия Хосока. Ему хотелось прекратить этот цирк и театр в одном, но уязвлённая гордость и ясное «отомстить» снова отчаянно заменили все мысли, подкидывая воображению живые картинки. Чон, заметив такое странное поведение, тут же разжал пальцы, беря Юнги за подбородок, хмурясь и вглядываясь в чёрные глаза.
— Ну же, не надо этого, ты и так знаешь, что не остановишь меня, пока я не совершу задуманное, — уже мягче сказал король, поглаживая щёку Юнги.
— Да, — покачал головой Мин, — я хорошо это понял.
Он слабо улыбнулся и развернулся, направляясь к выходу. Но Хосок перехватил его, прижимая спиной к своей груди.
— Может, в следующей жизни я снова встречу тебя, и тогда ты полюбишь меня. Я не буду связан по рукам и ногам, а ты не будешь принцем чужого королевства.
Юнги резко выдохнул, а нос неприятно защипало, он вырвался из рук и, не кланяясь или оборачиваясь, направился назад к карете, игнорируя любопытные взгляды воинов. Ему хотелось вернуться в тот день, когда грыз кожицу на запястье, и всё-таки перегрызть её, чтобы теперь так не мучиться. Его съедали апатия и грусть, но сильнее всего было чувство ненависти, что пожирало юную душу, не давая надежды оправиться. Чонин никогда не уходил из мыслей, и Юнги был готов в любой момент засадить клинок в грудь Чона. Да поглубже — так, чтобы уже никто не вытащил и пришлось сжигать тело вместе с ним. Иногда проскакивало чувство стыда, ведь Юнги отлично помнил нежные губы Хосока и наслаждение, которое они дарили.
Так, мечась между двумя крайностями и не понимая собственных желаний, принц не мог уснуть, молясь, чтобы дурные мысли не преследовали его, чтобы он мог наконец успокоиться и забыть всё хотя бы на пару часов. Но, нет, перед глазами были пустые глазницы, что грозились донимать Юнги до конца его недолгой жизни, а следом — милое личико Чонина и тихое «Риджин», нечаянно сорвавшееся из уст. Такое сокровенное и личное, что Юнги бы хотелось вернуться в тот день и сразу же помочь Чонину сбежать со дворца, тогда бы он не умер. Тогда бы он не пал тяжким грузом на плечи юного принца Мин Юнги.
========== At that time I was young and had nothing to fear ==========
Even if I go, don’t worry. Because you’ll do well on your own.
Чонгук точно видел мальчишку, что лежал на мокрой земле, а вокруг него — только бескрайнее поле, высокий огонь, который даже дождь с градом не были в силах придушить, он полыхал, и слова женщины раздавались в голове, гнусные слова, которых принц не понимал, не внимал им. Смотрел на Тэхёна, маленького и сжавшегося. Наверняка, умирающего, иначе метка бы так не болела. Сердце обливалось кровью, и Чонгук не мог дотянуться до мальчишки, только оглядывал свои грязные руки, кричал и умолял прекратить.
Видение с мальчишкой распадалось на маленькие кусочки, собрать их назад казалось невозможным. Чонгук перебирал частички, пытаясь собрать их вместе, словно пазл, но они упрямо превращались в пепел, не давая принцу возможности их сложить. Ему было больно и неприятно, хотелось обнять Тэхёна, укрыть его своим плащом, но он мог только брыкаться, мокнуть под дождём и падать на колени, чтобы бессильно кричать. Но его никто не слышал.
Слова женщины эхом раздавались в голове, не было возможности укрыться от них, не было возможности прекратить это, его голова разрывалась от боли, а воспоминания пропадали. Методично, одно за другим улетали, распадаясь в пепел. Чонгук ловил их руками, но они упорно проскальзывали сквозь пальцы, и принц пытался высечь взгляд Тэхёна, пытался запомнить его, но он расплывался, и Чонгук больше не помнил медовых глаз, не видел пред собой копну чёрных, как смоль волос.