— Побереги силёнок, «котёнок», — фыркнула и скривилась девушка, презрительно сплёвывая. Она подобрала свои юбки и направилась к наместнику. — Мы спокойно жили без тебя, зачем ты опять сунулся сюда, паршивец? — громко спросила, наступая своей туфелькой на колено Юнги, давя каблуком.
Юнги не дёргался: знал, что ничего кроме удушья не добьётся, поэтому пытался не шевелиться и безразлично смотрел на вырез на груди Соа, думая о том, что носить корсет наверняка неудобно: трёт, сдавливает, впивается в тело, мешает дышать полной грудью.
— Отвечай, — взревела девушка, беря у одного из мужчин конец красной верёвки, обмотанной вокруг шеи наместника. Она резко потянула его вверх, заставляя Юнги болезненно захрипеть. Он попытался освободить руки, чтобы с их помощью ослабить силу, не дать душить себя, но на это ему прилетел только сильный удар в спину, невольно вырвался первый всхлип.
— Соа, — еле прохрипел, чувствуя, что говорить тяжело, язык не ворочается, а из-за недостатка кислорода кружится голова.
— Что, ублюдок, хочешь поболтать? — она презрительно процедила сквозь зубы и плюнула на лицо Юнги, тут же мстительно улыбаясь. — В прошлый раз нас прервали, но тебе ведь понравились мальчики? Хочешь, чтобы я приказала им выдрать тебя, как последнюю столичную потаскуху?
Юнги подавил рыдания и попытался успокоиться, чтобы не разреветься прямо перед ней, не опозориться ещё больше. Вдруг верёвка исчезла, и парня толкнули лицом в пол. Сзади навалилось чужое тело, и Мин, уже не сдерживаясь, начал кричать, из-за чего получил несколько особо сильных ударов по голове.
— Ладно, слезь с него, — ледяной тон Соа заморозил кровь в жилах Юнги, он почувствовал, как из носа течёт кровь, а в глазах двоится, словно от литра вылаканного самогона. Но чужая тяжесть пропала, Юнги оторвал голову от пола и уставился на улыбающуюся девушку. Порой за красивой внешностью скрывается вот такое гнилое нутро.
— За что, Соа? Почему ты ещё тогда оклеветала меня? Из-за тебя умер невинный человек, — прохрипел Юнги, не сдерживая слёзы. — Зачем ты делаешь это? — всхлипы стали громче, а горячие слёзы застилали взор, и Юнги опустил голову вниз, не внимая тому, что лежит на холодном полу, не застеленном ковром.
— Ты родился в королевской семье с золотой ложкой во рту, на нём твоя метка, когда он со мной — стонет твоё имя. Мне продолжить? — едва уловимо прошипела Соа, подхватывая свои юбки и твёрдой походкой направляясь к выходу.
Юнги понял достаточно, он свернулся калачиком прямо на полу и не контролировал всхлипы, что сотрясали всё его тело. Он так хотел стать бесчувственным камнем, но, увы, каждый раз всё сильнее понимал, что не суждено. Суждено страдать. До самого утра он лежал на ледяном полу и даже боялся пошевелиться, чтобы не спровоцировать Соа вернуться, лишь бы не мучила.
Зачем ей это? К чему такая жестокость? Неужели она родилась такой, или, может, стала такой под влиянием Хосока? Однако Юнги не знал совершенно ничего о её жизни, поэтому не видел полноценную картину, не мог себе позволить судить её.
Когда с первыми лучами солнца дверь отворилась, Юнги слабо дёрнулся, тут же закрывая красные глаза. Кровь, что текла из носа, неприятно засохла на лице, ему захотелось умыться. Но вместо жестоких рук появились те самые, которые Юнги так ждал. Хосок аккуратно перевернул его, вглядываясь в заплаканные глаза, проводя пальцами по носику, подмечая след от верёвки на шее.
— Почему ты не пришёл? — Юнги первым нарушил вязкую тишину, шепча и хватаясь пальцами за запястье Чона. — Почему ты оставил меня одного? Ты сказал, что я не должен нести бремя твоей любви, но сам бросил меня, сбежал на два года, прикрываясь походом и государственными делами. И, даже если ты решил избавиться от меня, зачем позвал обратно? Я и вправду котёнок — глупое и никому не нужное существо, с которым иногда приятно поиграть, — размеренный и уверенный шёпот лился нескончаемым потоком, Юнги ухватился пальцами за ворот сюртука короля.
— Кто? — только и смог спросить в ответ Хосок, поглаживая наливающийся на шее синяк.
— Будто ты сам не знаешь, — ответил Юнги, открыто глядя прямо в глаза, подмечая там целый спектр эмоций. Он внимательно пригляделся к одежде короля. Тот явно собирался на конную прогулку.
— Ты опять во всём винишь её?
— Ты опять позволяешь ей вешать тебе на уши лапшу? Или, может, это ты ей разрешил издеваться надо мной? — едва слышно спросил Мин, поглаживая пальцами нежную гладкую кожу на руке короля.
Хосок в ответ промолчал, но поднял Юнги на руки, положил его на постель. Спустя десять минут он вытирал разводы крови и выгнал служанку, не давая ей касаться Юнги. Мин чувствовал бережные руки короля, его ласковые и безболезненные движения, и это отдавалось таким контрастом, что хотелось взвыть.
— Тебе нужно, чтобы меня избивали? Только тогда ты любишь и жалеешь меня? — безжизненным тоном спросил наместник, отрешённо глядя на пол, где ещё совсем недавно стоял на коленях. — Знаешь, в этот раз меня даже не изнасиловали. Но ты можешь это исправить, добей меня: опять брось в темницу, прикажи «хорошенько поиздеваться».
Хосок промолчал, лишь продолжил методично протирать влажной тряпочкой лицо, а следом намазал его целебной мазью, которую тоже принесла служанка. Юнги зарылся в одеяло, сбрасывая с себя руки короля, отказываясь смотреть в его непроницаемые глаза. Чем он заслужил такое отношение и боль? Это из-за того, что он носит метку короля? Юнги бы срезал, соскрёб её и забыл, да вот только она располагалась на запястье, а избавиться от неё равно тому, чтобы подписать себе смертный приговор. Поэтому Юнги оставалось только терпеть эту боль. Но рядом с Хосоком она уходила быстрее, и то ли это связь и силы короля помогали, то ли это Юнги опять вводил самого себя в заблуждение, пытаясь дать ещё один шанс Чону.
— Я хотел прогуляться с тобой, но, боюсь, тебе нужен покой, — ласково сказал Хосок, выводя Мина из транса. Он погладил перемазанную шею и коснулся лёгким поцелуем кровоточащих губ.
— Иди, покатайся с ней, — выпалил Юнги, пытаясь оттолкнуть сидящее рядом тело.
— Не веди себя так, даже женщины порой не так ревнивы, так ты, — Хосок ловко перехватил ручки наместника и нежно удержал их в своих, не позволяя вырваться и оттолкнуть.
— Это не ревность. Помнится, однажды ты спросил меня, имею ли я право ревновать. Так вот, я ни черта в этом дворце не имею: ни тебя, ни власти, ни уважения, ни права ревновать. Меня ещё не убили лишь по той причине, что я твоя игрушка, на мне твоя метка, — прошипел Юнги, злобно глядя прямо в глаза.
Хосок глубоко вздохнул и выпустил руки Мина из своей хватки, поднялся с постели и налил себе стакан чистой воды, выпивая всё залпом. Юнги ясно видел раздражение короля, то, как сильно он сжимал стакан и как вены на тыльной стороне его ладони чётко выделялись на фоне загорелой кожи. Юнги разрывали противоречивые чувства, он ненавидел этого человека, но и знал, каким нежным он может быть, как искренне может целовать и доводить до безумия. И, если бы в этом вопросе была только физическая заинтересованность в плотских утехах, Мину было бы проще. Но, нет, Хосок дарил цветы, называл котёнком и обещал, что не уйдёт. Ещё тогда, во дворце Минов, Чон ясно дал понять, что Юнги действительно нужен ему. Но за два года всё поменялось.
Хосок хлопнул дверью, ушёл, не прощаясь, забирая с собой и спокойствие, и уверенность в себе. Юнги опять остался ни с чем.
Тем не менее, он отлежался несколько часов, а потом упрямо поднялся, превозмогая боль, нашёл свой кинжал и, одевшись, направился в свои старые покои. Если король не может устранить эту проблему, то Юнги позаботится о ней сам.
Добраться в нужное крыло замка стало лёгкой задачей, но найти в себе силы постучать и войти — невыполнимой. Мин несколько раз разворачивался, чтобы уйти, но потом упрямо говорил себе, что так больше не пойдёт.