Выжженное в первый день «нежность», что отпечаталось на запястье Мина, до сих пор вводило в ступор, заставляя себе напоминать, что Чон Хосок — жестокий правитель, а не добренький мальчик, что спокойно будет принимать все заскоки Юнги. Но он принимал.
Хосок ломал медленно. С каждым днём приходил всё чаще, не внимал рассерженным воплям Юнги, а когда мальчика словили целующимся с одной со служанок, и слова кривого не сказал, лишь выпорол служанку до красных полос, приговаривая, что она — ведьма. С каждым днем улыбался Мину всё искренней, бросал к его ногам все заморские шелка, экзотические фрукты, книги, написанные лучшими мастерами своего дела.
Юнги понял, что имеет власть над королём именно в один момент.
Когда они впервые играли в шахматы, Юнги отчаянно бросался проигранными фигурами в Хосока, а тот не выдержал и схватил принца за запястье.
— Не делай так, пожалуйста, — тихо хрипел Хосок, наслаждаясь мягкостью кожи Юнги, а тот понял, что король влюблён. Вот и вся причина его странного поведения.
— А то что? — Юнги наклонился к губам короля, легко дыша, чувствуя, как мужчина замер. — Выпорешь меня тоже? — Юнги прошептал прямо в уста, а рот наполнился слюной. Он поспешил отстраниться, видя зависимость в глазах Хосока.
— Да, или голову отрублю, — тихо прошептал Чон, притягивая принца к себе ближе, но тот лишь презрительно фыркнул и поспешил подняться с мягкого кресла, направляясь в свои покои, отчетливо понимая, что теперь ему законы точно не писаны.
Всё прекратилось ровно в тот момент, когда спустя полгода редких игр в шахматы, совместных ужинов Юнги увидел россыпь красных отметин на одной фаворитке Хосока, которая прогуливалась в саду и рассказывала остальным, что король приходил к ней. Тогда-то Юнги и понял, что лучше бы его выпороли. Влюбленных взглядов не стало меньше, но Мин видел, как Хосок пытался скрывать их, отворачиваясь, реже приходя, а однажды даже ударил Юнги по щеке.
— Ты забываешь своё место, выродок, — кричал Хосок, и Юнги видел ту жесткость в его глазах, о которой так много твердили слуги, ещё никогда доселе ему не было так страшно. Он больше не решался бросаться фигурками, когда проигрывал.
— Проморгали вы своё счастье, — Юнги теперь часто слышал от старой служанки, которая приходила застилать ему постель.
Именно тогда Юнги понял, что начинает терять власть над королём.
Без неё казалось невозможным нормальное существование в замке, а, когда Чон несколько раз прикрикнул, что выгонит на улицу, Юнги уже не фыркал в ответ, только тихо уходил в свои покои и назло не смотрел на метку, не желая видеть чувства, которые сейчас одолевали короля. Жалел, что Хосок знает всё, начиная с «радости», и заканчивая «желанием», которые наверняка проступали на аристократичной коже, пачкая её естественный безупречный загар чёрными буквами.
Когда в замок пожаловал Ким Чонгук, Мин спокойно уселся в Хосока в ногах, внимая каждому слову короля, выражал собой спокойствие и подчинение. Когда Хосок попросил показать сад Чимину, беспрекословно поднялся на ноги и был рад приняться выполнять поручение. Вот только брошенное Хосоком «несчастные бастарды» не выходило из головы целую прогулку, и он молчал, не желая говорить с Чимином. Но Паку и не нужны были беседы ни о чём, он был слишком обижен.
Аромат изысканных цветов заполнял легкие, а Юнги думалось, что жить так вполне неплохо: слуги слушаются, хоть и не перестают коситься, Хосок изредка приходит, хоть и не перестает одаривать чужое тело своими поцелуями, гордость уже давно отключилась, маяча где-то на горизонте, уносясь на гнедой кобыле подальше.
— И каково быть безвольной куклой Чона? — всё же не удержался и спросил Пак, чем заставил Юнги остановиться и ухватиться за стебель белой розы, больно кольнув себе руку. Но груз на сердце ранил сильнее.
— Ты ведь сам у Кима на побегушках, Чимин, так что не спрашивай, — тихо выдохнул Мин и, подавив желание поговорить хоть с одним человеком, который не боится Хосока, пошёл дальше, обходя кусты роз различных сортов.
— Я воин, Юнги, меня уважают. Я смогу тебе помочь, — Пак ухватился за руку Юнги и сжал её.
— Я обречён, разве что можешь его убить, — Юнги выдернул руку и, увидев в глазах Пака искры, потёр запястье. — Нет, — прошептал он, со страхом глядя на ухмыляющегося Чимина. — Если он умрёт, то государство погрязнет в вечной войне, а твоё королевство, Чимин, никогда не возродится из пепла. Я наблюдаю за двором каждый день, хоть меня и изолируют, не выпуская из замка, тут всё настолько прогнило, что и жаль рушить, само должно развалиться.
— Это мы ещё посмотрим, — прошептал Пак, — о, — он воскликнул и застыл, — спасибо за прогулку, Юнги, я должен отлучиться.
Мин коротко кивнул и увидел, как Чимин направился ко входу на кухню. Юнги лишь пожал на это плечами и направился в обратную сторону, желая ещё немного прогуляться и подумать о том, что жалеть себя — тоже хорошо. А в голове то и дело всплывало это гнусное «это мы ещё посмотрим».
***
Юнги вывел последние буквы пером и закрыл чернильницу, сворачивая письмо. Осталось разогреть воск, чтобы поставить печать, принадлежащую ненавистному королевству, и готово. Писать письма матери ему разрешалось, и он отчаянно этим пользовался, зная, что их и так проверяет Хосок лично. Смысла в восковой печати не было, так как она и так ломалась королём, а Юнги упёрто продолжал её ставить. Но как только поднёс восковую палочку к зажженной свечи, услышал, как в дверь коротко постучали, а следом незамедлительно вошли. Мин искренне недоумевал, зачем королю стучать в двери, если его и так ничего не остановит, но тот упрямо продолжал это делать, видимо помня то время, когда мальчишка ещё вырывался из рук слуг, плевался ядом и требовал, чтобы король покинул его новые покои и без стука не входил. Он отставил воск в сторону.
— Может, сыграем? — Хосок неуверенно улыбнулся, намекая на очередную партию в шахматы.
— Прости, но несчастный бастард не хочет, — прошипел Юнги, — иди с настоящим принцем сыграй. Как раз в гостях есть один.
— Юнги, — Хосок выдохнул, потирая глаза, — ты слышал? Я не…
— Ваше Величество! — Юнги встал с деревянного стула и нечаянно ударился мизинцем босой ноги о ножку стула, — ай, — простонал Мин, хватаясь за ногу, а Хосок тут же подбежал, кивая слугам на выход.
— Больно? — Хосок посадил парня на стул и обхватил пальцами лодыжку, поднося губы к пальчикам. Когда оставил лёгкий поцелуй на нежной коже — Юнги был готов растечься, но выдернул ногу из цепкой хватки.
— Не знаю, иди к Соа, её спроси, — он имел ввиду главную фаворитку, которая всё так же продолжала изредка сверкать следами любви с королём.
— Да у тебя тут целый список претензий, — Чон улыбнулся, проводя рукой по коленке, вызывая дрожь, — поцелуй меня, и я больше к ней не пойду, — Юнги чуть не подавился собственной слюной, но лишь сглотнул и закусил нижнюю губу, чувствуя, как в животе потуже затянулся узел острого желания. — Хочешь, чтобы я был твоим? — Хосок встал на колени, а парень завороженно наблюдал за королём.
Он хотел было ответить, когда Хосок задрал край его одежды и припал к животу, выводя языком непонятные узоры. Юнги застыл и расстегнул верхнюю пуговицу легкой рубахи, что нежным шёлком очерчивала фигуру. Король раздвинул его ноги и подцепил пальцем кромку штанов, заставляя не дышать. Он оттянул гашник и подтолкнул Юнги, чтобы тот встал, снимая штаны, сразу же опаляя горячим дыханием сочащийся смазкой член.
— Хочешь ведь, котёнок, — он не дал Мину ответить, обхватил пухлыми губами небольшой ствол и пропустил в горячую полость рта, заставляя парня болезненно застонать и сжаться, хватаясь за волосы Чона, насаживая его до упора, чувствуя, как рот стоящего на коленях короля принимает его всё глубже и быстрее.
Юнги не волновало, что они даже ни разу не целовались, он откровенно наслаждался юрким язычком Хосока и беспрерывно стонал, шепча его имя. Он подозревал, что влюблённые взгляды Хосока выльются в более интимную связь, но ожидал, что на коленях будет он сам, а никак не король.