причем громкий, пытающийся напомнить ей, что именно она выбрала это место для
встречи. Через несколько минут, она наклоняется ко мне ближе.
— Кто-то украл хлеб Господа для причастия из церкви на прошлой неделе. А вчера
пропала золотая чаша. Ты должна сказать своей подруге Кеннеди, чтобы она помогла нам.
Я немного возмущаюсь на тот факт, что она даже не предлагает мне помочь с этим делом.
Она почему-то твердо убеждена, что моя единственная роль в «Единожды солгав» это
быть шлюхой. Даже моя собственная мать совершенно не верит в мои способности.
— Знаешь, я же тоже там работаю? Почему я не могу быть той, кто поможет вам?
Не то, чтобы я очень уж хочу, поскольку слишком занята сейчас, помогая Мэтту, но в
принципе сам факт.
— Ты целуешься с незнакомыми мужчинами и снимаешься обнаженной. Каким образом
ты собираешься помочь нам?
Совершенно неважно сколько раз я повторяю ей, что, целуя тех мужчин — это
своеобразный способ с моей стороны поймать их на обмане, или о том, что фотографии,
сделаны с большим вкусом, на которых я изображена, она все равно уверена в одном —
что моя лучшая подруга намного лучше меня, и она тоже ходит в эту церковь, и не имеет
дочь, которая позирует для «Playboy», и продолжает сниматься в порно или в чем-то
подобном. Как только меня наняли на мою первую работу в качестве модели десять лет
назад, она стала молиться с четками каждый вечер, потому что решила, что я пошла по
скользкой дорожке.
— Я совсем там не обнаженная. Сколько раз мне повторять тебе это? — шепчу я сердито.
Она опять шипит на меня.
— Мы находимся в доме Господнем. Сейчас не время говорить о твоей «больной мозоли»,
— сообщает она мне, взмахнув руками в направлении моей груди.
«Я люблю свою мать. Я люблю свою мать. Я люблю свою мать». Возможно от того, что я
продолжу напоминать себе это, не задушу ее в церкви полной народа.
Снова начинает звучать органная музыка, и все стают.
— Мам, сейчас у нас много работы. Почему бы просто не позвонить в полицию и не
сообщить о краже?
Она хмурится, глядя на меня.
— Эти просфиры были подарком от папы.
Она быстро крестится при упоминании Папы, и я закатываю глаза.
Моя мама родилась и выросла настоящей католической, поскольку у нее было очень
строгое воспитание. Когда она уехала в колледж, она словно взбесилась и у нее снесло
крышу. Она не остепенилась почти до сорока лет, уже фактически отчаявшись встретить
своего суженого и завести семью. Однако, судьба дала ей хороший пинок под зад, как раз
на ее сороковой день рождения.
Моя мать была… как бы это покрасивее выразиться… в основном, моя мать была
женщиной, предпочитающей заниматься сексом с мужчинами намного младше ее. Свой
день рождения она решила отпраздновать с подружками в местном баре университета.
Было слишком много виски, и она встретила моего отца. Он был студентом университета
Мичиган, и вместе со своими друзьями был в Нотр-Даме на выходные. БАМ, БАМ,
благодарю вас, мэм, поскольку шесть недель спустя, палочка для теста изменила цвет. Она
так и не узнала, как зовут моего отца и была слишком подавлена, чтобы вернуться в бар и
по расспрашивать о нем.
Моя мать тут же обратилась к своим католическим корням, испытывая чувство вины, и
начала ходить на исповедь и мессу каждый день. В возрасте семидесяти лет она
продолжает все равно каждый день ходить на мессу, и я уверена, что также молиться за
мою душу, которая, как она считает, ведет себя непристойно в своем постоянном
обнажении.
— Видишь того приятного молодого человека, сидящего впереди нас на два ряда, в
голубой рубашке? Гарольд Джонсон. Он холост и его мать сказала мне, что он всегда был
влюблен в тебя.
Я даже не заморачиваюсь, чтобы взглянуть на этого мужчину. С тех пор, как Энди и я
развелись, она пытается меня сосватать с незнакомыми, случайными мужчинами в церкви.
— Ты шутишь, да? Его зовут Гарри Джонсон? — шепчу я в ответ, пытаясь сдержать смех.
— А что такого с его именем? Веское христианское имя, — утверждает она.
— Это не веское христианское имя. Это имя, которое кричит: «мои родители ненавидят
меня».
— У него хорошая работа, и он заботится о своей матери, — отвечает она, игнорируя мои
издевки.
— Заботится о ней, или живет у нее на цокольном этаже?
Она фыркает с раздражением.
— Нет ничего плохого в том, что сорокалетний мужчина живет со своей бедной, больной
матерью. Ты не становишься моложе, Пейдж. Ты все еще хочешь найти кого-то
особенного.
— А почему ты думаешь, что я не нашла кого-то особенного? — требую я ответа.
Она поворачивает голову в мою сторону и внимательно смотрит на меня, пытаясь понять
честна ли я. Я никогда ей не лгала, и она это знает. Даже в старших классах, когда думала,
что смогу безнаказанно что-нибудь совершить, потому что она вечно уходила из дома в
церковь, имея там какие-то дела. Через пять минут, после того, как она появлялась в
дверях дома, она уже была в состоянии понять, всего лишь взглянув на меня, сколько пива
я выпила на вечеринке, вместо того, чтобы заниматься уроками.
— Возможно, я уже нашла отличного парня, — бормочу я, чувствуя печаль.
— Ты никогда не найдешь себе отличного парня, если продолжишь работать «шлюхой», —
поясняет она.
— О, мой Бог, я не шлюха! У меня не было секса с тех пор, как я развелась с Энди!
Конечно, именно в этот момент в церкви устанавливается гробовая тишина. Моя мать
судорожно оглядывается и неуверенно улыбается людям, сидящим недалеко от нас.
— По крайней мере, ты можешь подождать хотя бы до Причастия, а потом уже говорить о
С-Е-К-С-Е, — на ухо шипит она мне известные истины, словно я маленький ребенок.
Я замолкаю на оставшуюся часть мессы, не причиняя своей матери никаких телесных
повреждений, дожидаясь, когда мы выйдем из церкви, она направляется со мной к падре.
— Прекрасная проповедь сегодня, отец Боб. Вы помните мою дочь, Пэйдж?
Отец Боб пожимает мне руку и тепло улыбается.
— Конечно я помню ее. Было время, когда я часто видел ее на мессе.
Моя мама многозначительно смотрит на меня, и я сразу же чувствую, как будто я во
втором классе и впервые пришла на исповедь, поэтому тут же вытаскиваю свою руку.
«Простите меня, отец, ибо я согрешила. Прошел уже месяц с момента, когда я
приходила на причастие и церковную службу, и у меня был имелись нечистые помыслы».
— Мама упомянула, что у вас последнее время были проблемы, несколько краж в церкви.
Не уверена сказала ли она вам, но я работаю в частной фирме, занимающейся
расследованием, — говорю я ему, быстро отгоняя все мысли по поводу Мэтта, что я была с
ним нечестна.
— О, да, да. На самом деле ничего страшного. Я уверен, что это просто некоторые бедные,
бездомные души тех, кто сбился с пути Господа. Единственное, чем мы можем им помочь
— это помолиться и думаю все образуется.
Отец Боб быстро что-то говорит о важном деле и мчится от меня прочь, прежде чем я могу
ему что-либо ответить, ринувшись к другим прихожанам.
Я несколько минут внимательно наблюдаю за ним, и время от времени он оглядывается на
меня через плечо, но замечая мой взгляд быстро отворачивается.
— Отец Боб выглядит виноватым. Мне кажется, он знает намного больше, чем говорит на
самом деле, — говорю я маме, пока мы идем к парковке.
— Пейдж Элизабет! Отец Боб святой. Он крестил тебя, ты ходила к нему на свое первое
Святое Причастие, и он венчал тебя и Энди, — вещает она.
— Да, и все мы видим, чем это закончилось, — бормочу я себе под нос.
— Фрэн, Юнис, идите сюда и поздоровайтесь с Пейдж.