– Я учла это, сэр, зная вас. Но все-таки не догадалась. Отец, это как-то некрасиво. А вдруг мой муж разозлится?
– Спрос не беда. Он может заехать тебе в глаз, но разводиться с тобой не станет. А по здравом размышлению как-нибудь поможет тебе, поняв, что если он скажет "нет", будет еще хуже. А там, глядишь, – с гнусной ухмылкой добавил отец, – ему и самому понравится его новая роль.
– Отец, вы меня шокируете.
– Ничего, привыкнешь. Снисходительные мужья – обычное явление. В замочную скважину все любят подсматривать, особенно мужчины, да и женщины не исключение. Муж может охотно согласиться тебе помочь, потому что ты месяц назад так же помогла ему. Прикрывала его интрижку с молодой учительницей и врала, как дипломат, в его защиту. Следующая заповедь.
– Погоди минутку! Я хотела бы еще поговорить о прелюбодеянии.
– А вот этого как раз и нельзя. Обдумай все как следует, но ничего не говори мне хотя бы две недели. Дальше.
– Не укради. Этого я не могу одобрить, отец.
– Ты могла бы украсть, чтобы накормить ребенка?
– Да.
– Подумай, какие еще могут быть исключения; через год-другой мы это обсудим. Правило, в общем-то, хорошее. Но почему бы, собственно, и не красть? Ты умна, могла бы всю жизнь воровать и ни разу не попасться.
Почему же ты не воруешь?
– Ну-у…
– Не мямли.
– Отец, вы меня просто из себя выводите! Не ворую, потому что шибко гордая!
– Вот! Совершенно верно. По той же причине ты не жульничаешь ни в школе, ни в игре. Гордость. То, как ты себя оцениваешь. "Коль пред собой ты честен, то как день мне ясно, что ты честен и с другими". Однако ты неизящно выразила свою мысль. Нельзя говорить "шибко гордая". Повтори еще раз, но по-другому. Я не краду, потому что я…
– …слишком горда.
– Хорошо. Если ты собой гордишься – это наилучшая гарантия правильного поведения. Слишком горда, чтобы красть, слишком горда, чтобы жульничать, слишком горда, чтобы отнимать леденцы у ребятишек или исподтишка портить воздух. Моральный кодекс любого племени, Морин, основан на условиях выживания этого племени… но мораль отдельного человека зиждется исключительно на гордости, не на условиях выживания. Вот почему капитан идет на дно вместе со своим кораблем; вот почему гвардия умирает, но не сдается. Человеку, которому не за что умирать, незачем и жить.
Следующая заповедь.
– У, рабовладелец! Не лжесвидетельствуй на ближнего своего. Пока вы меня не испортили…
– Кто тут кого испортил? Я – образец высоконравственного поведения, потому что знаю, с какой целью веду себя так, а не иначе. Когда я взялся за тебя, у тебя вообще не было никакой морали, а твое поведение отличалось наивным бесстыдством, как у котенка, который старается зарыть свою лужу на голом полу.
– Да, сэр. Итак, пока вы не испортили меня, я думала, что девятая заповедь означает "не лги". Но она означает всего лишь, что если тебя вызывают свидетелем в суд, то там надо говорить правду.
– Она означает не только это.
– Да. Вы говорили уже, что она – лишь часть более обширной теоремы. Я думаю, эта теорема звучит так: "Не лги, если это может повредить другим людям…"
– В общем, верно.
– Я еще не закончила, отец.
– О, прошу прощения. Продолжай, пожалуйста.
– Я сказала: "не лги, если это может повредить другим людям", но хотела добавить: "а поскольку нельзя угадать заранее, какой вред может причинить твоя ложь, то единственный выход – не лгать совсем".
Отец молчал долго и наконец добавил:
– Морин, с этим нам за один день не управиться. Лучше иметь дело с вором, чем со лжецом… но я предпочел бы лжеца человеку, который самовлюбленно гордится тем, что всегда говорит правду, всю правду, и неважно, куда щепки летят, – кто пострадает, чья невинная жизнь будет загублена. Морин, тот, кто гордится тем, что всегда режет правду-матку это садист, а не святой. Есть много разновидностей лжи, неправды, обмана, неточности и так далее. Чтобы поупражнять мускулы своего разума…
– У разума нет мускулов. – Все-то ты знаешь. Не учи деда овец воровать. У твоего разума их действительно нет, что я и пытаюсь исправить. Попробуй систематизировать разные виды неправды. А сделав это, попытайся определить, когда и где они допустимы с точки зрения морали, если вообще допустимы, а если недопустимы, то почему. Это займет тебя на ближайшие год-полтора.
– О, как вы добры, отец!
– Без сарказма, не то всыплю. Предварительные результаты представишь через месяц-другой.
– Да будет воля твоя. Папа, один пункт у меня уже есть: "Не лги матери, иначе тебе вымоют рот щелочным мылом".
– Поправка: "Не позволяй матери уличить тебя во лжи". Если бы ты выкладывала ей начистоту все, о чем мы с тобой говорим, мне пришлось бы уйти из дому. Если ты увидишь, как Одри нежничает с этим отвратительным щенком, который с ней гуляет, скажешь ты матери?
Отец застал меня врасплох. Я действительно их видела… причем подозревала, что они не просто нежничают, и это меня беспокоило.
– Ничего я не скажу!
– Хороший ответ. Ну а мне скажешь? Ты же знаешь, что я не разделяю пуританских взглядов твоей матери на секс, и знаешь, надеюсь, что все, сказанное тобой, используется не для того, чтобы наказать Одри, а чтобы ей помочь. Так что же ты скажешь отцу?
Я почувствовала, что меня загнали в ловушку – я разрывалась между любовью к отцу и верностью к сестре, которая всегда помогала мне и была ко мне добра.
– Я… Ни шиша я вам не скажу!
– Браво! Ты взяла барьер, даже не задев верхнюю планку. Правильно, радость моя: мы не разносим слухов, не докладываем о чужих грехах. Только не говори "ни шиша". Если уж очень надо, скажи "ни черта".
– Да, сэр. Ни черта я вам не скажу про Одри и ее молодого человека.
(Но если ты есть. Господи, то сделай так, чтобы моя сестра не забеременела: у матери будет припадок, она начнет объясняться с Одри ужас что будет. Да свершится воля твоя – но так, как надо. Морин Джонсон.
Аминь.) – Давай побыстрее разберемся с десятой и перейдем к тем, которые Моисей не потрудился снести с горы. Те десять для тебя, похоже, не проблема. Желала ты что-нибудь или кого-нибудь в последнее время?
– Не думаю. Почему сказано, что нельзя желать жену ближнего, и ничего не сказано про мужа? Иегова недоглядел? Или в ту пору сезон на мужей был открыт?
– Не знаю, Морин. Сдается мне, что древние евреи были просто слишком самонадеянны и не могли себе представить, как это их женам захочется взбрыкнуть налево, когда у них дома такие героические мужи. Ветхий Завет не слишком высокого мнения о женщинах: начинается все с того, что Адам свалил всю вину на праматерь Еву, а дальше идет все хуже и хуже. Однако у нас в графстве Лайл, штат Миссури, заповедь предусматривает и мужей тоже, и если чья-нибудь жена приметит, что ты строишь глазки ее мужу, она тебе твои зеленые глазки может выцарапать.
– А я не собираюсь дать ей приметить. Но если наоборот? Если это он желает меня… так мне кажется? Если он щиплет меня сзади?
– Ну-ну. Кто это, Морин? Кто он такой?
– Гипотетический случай, mon cher pere <дорогой отец (фр.)> .
– Очень хорошо. Если он гипотетически сделает это опять, ты гипотетически можешь выбрать несколько гипотетических вариантов. Можешь гипотетически игнорировать его, можешь гипотетически притвориться, что твоя левая ягодичная мышца страдает нечувствительностью… или он левша?
– Не знаю.
– А можешь гипотетически прошептать: "Не здесь. Встретимся после службы".
– Отец!
– Сама начала. Или, если хочешь, можешь гипотетически предостеречь его, что еще один гипотетический щипок – и он будет иметь дело с твоим гипотетическим отцом, у которого есть и гипотетический хлыст, и гипотетический дробовик. Можешь сказать это так, чтобы слышал только он, или завопить так, чтобы слышала вся паства и его гипотетическая жена.
Выбор за леди. Погоди-ка. Ты сказала, что чей-то муж, не так ли?