Он был моим пленником.
Декларация независимости, мать ее.
Они по-прежнему не разговаривают друг с другом, когда заканчивается моя смена.
Я блаженно стаскиваю с себя костюм и запихиваю его в шкафчик. Глазею на папку и рассуждаю, не оставить ли ее здесь. Подумываю, не завалить ли ее вещами. Как ланч, о котором я вполне могу забыть на несколько недель. Или дать ей состариться и намокнуть у меня в сумке, испачкать свежую папку и покончив со всей таящейся в ней правовой силой.
Да пошел ты и та хиппи, которую ты подцепил на дороге.
Но я не осуществляю задуманное.
Я забираю папку домой.
Бросаю ее на обеденный стол и смотрю на нее. Погруженная в свои мысли.
Я не могу преследовать его через Фейсбук. Я знаю, где он находится и чем занимается. Знаю, о чем загруженные им песни. Они все. Все. Не про меня.
Я понятия не имею, что с собой делать.
Потому открываю папку в поисках его почерка.
Его почерка, маленькой, крошечной частички его души, которой я пока могу… коснуться.
И вот она. Рядом с крестиком. Под моим именем. Под глупой фамилией по мужу, с которой теперь я вынуждена буду распрощаться. Вынуждена буду снова стать Свон… чего чертовски не хочу.
Но здесь нет его имени.
Признай, что ты солгала.
Что за хрень?
Откуда он знает?
Да и как мог узнать?
Сейчас? После стольких лет?
Я переворачиваю страницу, где он должен был поставить свою подпись под Декларацией независимости.
Признай, и я подпишу.
Сукин сын.
…
Следующий день – выходной. Я по-быстрому заканчиваю с делами, взмокнув под слишком ярким солнцем. Обычно, когда я иду на работу, оно начинает снижаться к горизонту. Я люблю солнце. Хоть и скучаю по Тахо, прохладному и покрытому зеленью, порой я нахожу наслаждение в полном отчуждении от того места.
Но не сегодня.
Сегодня продуктовый магазин кажется мне форпостом Тарантино, в котором надо мной насмехаются бобы в жестяных банках. Они, и морковь со срезанной зеленой верхушкой, и вялая кинза. Все кажется давнишним, вернувшимся из прошлого и негодным к употреблению.
Находясь здесь, он оскверняет мой город. Он нарушает мой распорядок, портит мне аппетит, отравляет мое желание провести ночь, запершись в своей угнетающей квартире с кремовым пирогом, бутылкой водки и приносящим счастье набором из контрабандных таблеток всех цветов радуги.
Какое же я херово ничтожество.
Откуда мне черпать решительность? Как согласить на что-то второсортное, когда он там? Когда я знаю, что он существует и делает это с невообразимо непринужденной мужской грацией? Как я могу обмениваться парочкой фраз с кем-нибудь в этом мире, когда все они лишь автоматы нижайшего качества? Или, возможно, все дело во мне.
Подпиши и увидишь, как я уйду.
Признай, что ты солгала. Признай, что ты солгала.
Ну и какого черта я добьюсь?
Очевидно, развода.
Ладно.
Я должна покончить со всем этим. Должна идти дальше.
Я включаю ноутбук и открываю электронную почту. Посылаю ему сообщение. Я ввожу только адрес, и Gmail просит меня подтвердить, что я хочу отослать сообщение без темы.
Я солгала. Теперь подписывай.
Единственно приятное в этой комнате с присоединенными к ней душем и кухонным уголком – наличие балкона. С него видна Лас-Вегас-Стрип. Ничего сверхъестественного – в этом городе Стрип видно практически отовсюду. Наверное, я и из могилы ее увижу.
Я беру бутылку и иду смотреть на вид. Коричневые холмы вдалеке скрыты в фиолетово-оранжевых сумерках. Обстановка вокруг меня гнетущая, перевешенная надвигающейся ночью. Кажущаяся бесконечной, как и оставшаяся часть моей жизни.
Как и оставшаяся часть моей жизни, в которой не будет места, где я смогу от него спрятаться. От его музыки и воспоминаний о нем. Не будет места, где я хотела бы оказаться. Но я должна найти свой путь.
Я делаю глоток прямо из горла. Содержимое обжигает горло и глаза. Пахнет как медицинский спирт, вкус – соответствующий. И мне нравится.
К черту осторожность – закончу жизнь алкоголичкой.
Застряну в этой блядски сюрреалистичной, невыносимой жизни.
Застряну в своей золотисто-белой греческой тунике, так и кричащей «трахни меня». Застряну в казино, которое раньше любила.
Застряну, навечно наблюдая за тем, как прогибается ковер под моими ступнями. Застряну, избегая «Белладжио» с садовым потолком из надувного стекла и фонтанами, из которых бьются струи воды. Застряну в лучших днях своей жизни.
Или ночах.
Превращусь в окаменелость под неоновыми лучами, окунусь в бессмысленное существование официантки, подающей коктейли в этом гиблом месте.
…
Как ни странно, но на следующий день я просматриваю сайты университетов. Синий на желтом, золотистый на темно-синем, аккредитованные. Дорогие. Примечательно, что я понятия не имею, чем хочу заниматься. Одна из прежних официанток, которая до сих пор иногда приходит к нам, стала дантистом-гигиенистом. Она делает хорошие деньги. Но я не представляю себя, целыми днями возящейся в ротовой полости людей.
Скорее, я предпочла бы торчать в казино.
Возможно, ветеринарный колледж.
Тогда мне придется усыплять животных. Сомневаюсь, что сумею пойти на это.
Я закрываю браузер. Как-нибудь после, когда будет больше сил, потрачу их на это занятие.
Я принимаю душ и трачу оставшееся время на волосы, заплетая несколько кос и собирая их в корону в греческом стиле, вытащив несколько густых прядей, чтобы они обрамляли лицо. Это единственная творческая вольность, которую я разрешаю себе в силу надоедливого варианта своей формы.
Люди частенько делают мне гнусные предложения. Обычно это не те подлые бабники, от коих вы ожидали бы услышать подобное. Нет, обычно это какой-нибудь парень, какой-нибудь бедный мошенник, который не может вычислить шлюшку в группе туристов. Обычно он несмело спрашивает меня, не хочу ли я слегка подзаработать. Обычно он выглядит чрезвычайно смущенным.
Не сегодня.
Этот парень не выглядит одиноким и притом он не выглядит смущенным. И он не спрашивает.
Он ссылается на известное мне имя.
Он спрашивает, не являюсь ли я женой Каллена. Потом приходит к выводу, что меня, должно быть, надо подтолкнуть. Он кладет на мой поднос конверт. В том лежит наличка, карточка от номера и салфетка, на которой обозначен номер комнаты. Я возвращаю конверт ему, и он поднимает руки.
Ну а я приподнимаю брови.
Он улыбается:
- Он просто хочет с вами поговорить.
- Для чего же тогда наличка?
- Извините, этого он мне не сообщил.
Я засовываю конверт к себе в шкафчик и пытаюсь о нем забыть.
Но безуспешно.
…
На часах почти три утра, когда я вставляю в слот карту, сдвигаю ее и открываю дверь. Кровь бьет по ушам, когда я окликаю:
- Эй?
Собственный голос кажется мне запуганным, но в реальности, по-моему, в нем звучит дерзость. Во всяком случае, я надеюсь.
Из номера открывается вид на Стрип, и я ступаю по пустой комнате к окнам и вижу, как на тридцать ярусов ниже распыляются фонтаны «Белладжио». Невероятно, как легко можно потерять времени счет под их гипнозом. По одной из этих причин я пытаюсь забыть о «Белладжио». И потому, что здесь я оставалась с Эдвардом, когда мы поженились. Под этим скрывается миллион историей, но теперь я выше.