Его руки сжаты в кулаки. Мои тоже. Но именно его слова похожи на удары.
- Не смей брать на себя ответственность за мой успех. Не смей заявлять на него права, говоря, что стала причиной моих страданий.
- Я лишь имела в виду, что…
- Я прекрасно понимаю, что ты имела в виду, жена.
Я вздрагиваю. Удар этого слова приносит самую острейшую боль, и сердитая гримаса на его лице исчезает.
Он трет ладонью глаза, рот, рука задерживается на подбородке, и я отмечаю то, что отражает мое неизменное отчаяние.
Разве его жизнь не стала лучше?
- Что же нам делать с нашим браком? – сквозь пальцы говорит он.
Я – сама кротость, мой голос – шепот, устремленный к полу.
- Покончим с ним?
Искра в его глазах вспыхивает пламенем, и он отвечает мне таким же шепотом:
- Ты… за все годы разлуки… ты… со сколькими мужчинами ты трахалась?
Мои щеки румянцем отвечают пламени в его глазах. Жар заставляет меня закрыть глаза, пока я пытаюсь дышать, пытаюсь подобрать правильный ответ. Но его не существует.
Ноль означает, что моего адюльтера не бывало. Число большее – ложь, и я сомневаюсь, что могу ее придерживаться.
- Я потеряла им счет, - с трудом отвечаю я.
Он смеется. Снова холодно и неестественно.
- Трудно считать до нуля, верно?
Открыв глаза, взглядом порицаю его. Его ответная улыбка снисходительная, незнакомая.
- Ох, я знал. Ты гребаная лгунья, Белль.
- А ты?
- Что я?
- Сколько… сколько… - Я обгрызаю губы. Не хочу спрашивать. И не думаю, что хочу знать.
Его лицо холодное, а когда он заговаривает, то смотрит так, словно сам не может поверить в сказанное. Его голова чуть покачивается, а лоб морщится от гнева.
- Со многими.
Боль у меня в груди, наверное, такая же, какая бывает при сердечном приступе. Я обнимаю себя руками, стараясь держаться. Я знала, но не верила.
- Потерял счет, да? – мой голос дрожит, как и все внутри меня, как и мир под моими ногами. Как моя реальность. Трясется.
Он отстраняется от меня. Хотелось бы думать, что на его лице – сожаление. Ожидая его слов или хотя бы намека, я продолжаю:
- Зачем?
Как будто он не знает сам. Он спрашивает так, точно ему нужен мой ответ.
- Если верить твоим словам, я не делала этого.
- Признайся уж наконец. Почему ты позволила мне поверить в твою неверность? Почему ты до сих пор врешь?
Наши взгляды встречаются, и мой удерживает его.
- Я люблю тебя, Белль, но ненавижу свою жизнь.
Стены комнаты откидывают мои слова рикошетом ко мне. Эхо его слов – он должен помнить их. Они до сих пор стучат и крутятся у меня в голове.
Я люблю тебя, Белль. Но ненавижу свою жизнь.
Он отшатывается назад, лицо серьезное, но печальное, голос опустошенный.
- Теперь я ненавижу все. Включая тебя. У меня даже этого больше нет.
Внутри все переворачивается, и я решаю, что пора покончить с этим. Ничто не кончено. Ничто нельзя простить и решить. Я выпрямляюсь и делаю несколько глотков воздуха. Я должна выбраться отсюда до того, как сойду с ума. До того, как стану горевать обо всем содеянном и потерянном. Мне нужно выпить бокал или четыре.
Я прочищаю горло, собираясь оповестить его, что ухожу. Он понимающе смотрит на меня, отворачивается, вытаскивает стаканы из небольших полиэтиленовых пакетов и достает из мини-бара ликер. Ставит бутылки и стаканы передо мной, и я тут же откручиваю крышки от бутылок с водкой и наливаю их в один стакан.
Осушаю четырьмя глотками, пока он начинает потягивать что-то, похожее на «Джеймсон». Он пьет так, как будто пьет с рождения. Глаза слезятся от жесткости водки и ее остаточного тления во рту.
- Лучше? – спрашивает он поверх стакана.
- Ничуть.
Он допивает все большим глотком и ставит пустой стакан рядом с моим, остекленевшими глазами осматривая меня, пока накал вкуса не оставляет медленно его лицо.
- Тогда мы поступим так.
А затем он предлагает нечто безумное, нечто, на что я соглашаюсь.
До квартиры я добираюсь на лифте, а не по лестнице. Мои ноги подкашиваются под тяжестью ночи, и я прислоняюсь к помятой металлической панели, не представляя, как выдержу следующие двадцать четыре часа.
На таблетках, небось.
А свелось все у нас вот к чему:
Он подпишет документы о разводе, когда удостоверится в моей измене. Так все будет по закону, заявил он, как тому и должно быть. Слов моих – недостаточно. Нужны доказательства.
Откровенно говоря, я просто хочу, чтобы ты трахнулась с другим. Вот и все, что он сказал.
Будет еще пункт про деньги. Компенсация, своего рода. И больше он никогда не желает обо мне слышать.
Я плеснула еще водки.
- Так ты будешь смотреть? – наконец-таки спросила его я.
Он сложил пальцы пистолетом и указал на меня, подтверждая.
Мне бы стоило спросить у него: «почему?». А я спросила: «С кем?».
- На мой выбор.
- Могу ли я дойти до оргазма? – Еще один глупейший вопрос. Но мозг отказывался включаться.
- Мне все равно.
- Где?
- Здесь.
На его лице ни тени эмоций. Я изучаю его в попытке понять хоть каплю того, что вертится у него в голове. Но в мыслях только одно: сумасшествие. Словно он хочет доказать себе что-то. А может, мне.
И тогда я задала главный вопрос:
- Почему?
Но в ответ он лишь пожал плечами так, будто само это движение было для него болезненным.
- У меня есть причины.
Я заметила, что в этом нет никакого смысла, а он заявил, что оный ему и не нужен.
И затем я согласилась коротким «ладно».
***
Он находит меня в конце смены. Высокий мужчина в темном костюме, со стянутыми в хвост светло-русыми волосами. Не произнося ни слова, кладет карту-ключ на мой поднос вместе с салфеткой. Не могу отвести взгляда от номера комнаты, написанного почерком, что я прекрасно знаю; я смотрю, а наклонные линии размываются.
Вглядываюсь в голубые усмехающиеся глаза, хотя выражение его лица – деловая учтивость. Может, он замечает мою панику, поскольку ухмылка его исчезает, и он одаривает меня небольшой милой улыбкой.
- Я тоже нервничаю, - говор его зажатый; не ирландский, как у моего мужа. Может, валлийский. Он протягивает мне руку.
- Джеймс.
Я смотрю на нее, потом – на него, прежде чем перенести поднос на одну руку, чтобы пожать ее.
- Белла.
Он кивает.
- Я знаю.
- Что он… что он тебе сказал? Заплатил, да?
Губы его сжимаются, и он качает головой, точно ответы на эти вопросы – тайна, кою он не собирается обнародовать.
- Скажи хотя бы, откуда ты его знаешь?
Он вновь улыбается, и я вижу проясняющуюся с одной стороны ямочку.
- Тех-менеджер я.
- А, - я правда не знаю, что еще сказать. Он, кажется, понимает. Склоняет голову в мою сторону, снимая воображаемую шляпу, и уходит.
Я смотрю ему вслед, наблюдая, как он удаляется, держа небрежно одну руку в заднем кармане джинсов. Он растворяется в толпе, но я знаю, что увижу его снова через тридцать минут и тридцать этажей.
После смены я переодеваюсь в джинсы и футболку, нахожу Гарретта в баре, заказываю тройную водку с мартини и зажмуриваю глаза от обжигающих ощущений. Пока еду, вытаскиваю из кармана «Ксанакс» [1] и глотаю, не запивая.
Неужели я собираюсь это сделать?
Да. Собираюсь.
У меня свои причины. Глупые, но все-таки причины. Не беря в расчет деньги и подпись.
Может, я ошибаюсь, но все это походит на блеф.