— Если тебе не нужна сейчас ванная, я пойду приму душ. Мне надо смыть с себя весь этот песок.
— Почему бы не принять вместо этого ванну? Возьми мой гель: он отлично предохраняет загоревшую кожу от шелушения.
— Не стоит, Лу. Я ведь наполовину итальянка. Моей коже загар не страшен — это твоя капризная лилейно-белая кожа боится малейшего солнечного луча.
Лулу смерила ее высокомерным взглядом.
— Это медицинский факт, что рак не различает ни наций, ни рас. Кроме того, тебе шестнадцать — самое время начать заботиться о своей коже. Так что возьми мой гель.
— О'кей, о'кей. Если тебе так хочется, я возьму даже овечье дерьмо.
— И не ругайся!
— А ты сама-то что, не ругаешься?
— Только когда это необходимо.
Тейт рассмеялась.
— Как говорит Дзета, если клиент хочет этого, не так ли, Лу?
— Что? — Лулу была уже на ногах. — Когда это ты успела поговорить с Дзетой?
Внезапный гнев на ее лице заставил Тейт помедлить с ответом.
— Ну! Когда ты в последний раз разговаривала с Дзетой?
— Пару дней назад.
— Ты ходила в гостиницу? Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не ходила туда?..
— Да не была я в этой чертовой гостинице! Я натолкнулась на нее в магазине! Что это на тебя нашло, Лулу? Я знаю Дзету с малых лет. Она приглядывала за мной, когда…
— Но сейчас тебе уже не нужна нянька. И я не хочу, чтобы ты ходила туда. Ты меня слышишь?
— Вся округа, наверное, тебя слышит.
Только сейчас поняв, что она кричит, Лулу поднесла дрожащую руку к горлу. Ярко-красные ногти составляли драматический контраст с ее белоснежной кожей, и Тейт поняла, насколько же уязвимой была эта женщина, которую она привыкла считать сильной и умеющей владеть собой.
— Извини, Тейт… Я… я вовсе не хотела тут вопить. Это просто…
— У тебя все в порядке, Лу? Ты хорошо себя чувствуешь?
— У меня все в порядке. Все в порядке. — То, что она повторила это утверждение, сделало его только менее убедительным. — Просто мне нужна чашка кофе, вот и все. — Она сделала жест рукой в сторону ванной. — Иди и прихвати с собой этот тюбик, дорогая. Иди прямо сейчас и помни, что нужно больше геля. О, и попробуй тот новый шампунь, что рекомендовал Андре. Он прекрасно подойдет к твоим великолепным черным волосам.
Выдавив улыбку, Тейт отправилась в ванную. Странное поведение Лулу вызвало у нее жутковатое ощущение, что где-то она уже это видела.
У ее матери, Фэнтези, тоже случались такие странные перемены в настроении. То она была спокойной и сдержанной, а через минуту уже захлебывалась словами и несла какую-то околесицу, точно была не в своем уме. Поначалу это бывало только во время «ломки», связанной с приемом наркотиков, но потом все чаще и чаще ни с того ни с сего. А когда она смешивала свои пилюли со спиртным… Ну, в эти моменты лучше было вообще не попадаться мамочке на глаза. Будучи в младших классах, Тейт не раз в такие моменты пряталась у Лулу. Смотрела у нее телевизор или делала уроки, пока худшее не оставалось позади.
Насколько Тейт было известно, сама Лулу никогда не принимала сильнодействующие наркотики. Разве что случайный запах «травки», повисавший иной раз в воздухе квартиры… Но она никогда не курила марихуану в присутствии Тейт. Девушка рефлексивно потянула носом воздух, но единственным заметным запахом в ванной был запах этого стоившего сотни долларов геля, который она держала в руках.
— Ты становишься параноиком, Тейт, — сказала она своему запотевшему отражению в зеркальной дверце углового шкафа.
Затем открыла его и увидела коробку ментоловых сигарет. Она зря подозревала Лулу, а сигареты и один-другой стакан вина не в счет. Если Лулу и разговаривала несколько странно, то лишь оттого, по-видимому, что сегодня вечером у нее был трудный клиент.
Да, в этом все и дело, уверила себя Тейт. В конце концов, в свои шестнадцать она уже достаточно наслышалась про этот бизнес, чтобы знать, что неделя перед Рождеством всегда является нелегким временем для тех, кто участвует в нем…
Когда почти через час Тейт вышла из ванной с ощущением, что помрет, если сейчас же не съест что-нибудь, Лулу уже не было дома. Зная, что лезть в холодильник бесполезно, она набрала номер итальянского ресторана Марио, располагавшегося в квартале отсюда, и заказала пиццу со всем, что к ней полагается. Но когда через двадцать минут прозвенел звонок и она посмотрела в дверной глазок, перед тем как открыть посыльному, ее постигло разочарование — заказ доставил не сам Марио, как она надеялась, а его племянник.
Джованни, или, как он сам называл себя, Джон Грассо, был парень двадцати одного года, весьма смазливый и слывший покорителем женских сердец. При виде его у Тейт что-то перевернулось внутри. Он считал, что все девушки от него без ума, но она явно не относила себя к категории этих девушек и терпела Джованни ради дружбы с его дядей. Марио Грассо был единственной опорой для матери и в конце концов стал как бы ангелом-хранителем и для нее. Несколько лет назад он предложил Фэнтези выйти за него замуж, и Тейт ужасно расстроилась, когда мать отказала ему:
«Я слишком хорошо знаю, что такое итальянская семья старого закала, и не хочу входить в нее еще раз! Лучше умру, чем сделаю это, — сказала она тогда. — Я не хочу, чтобы моя дочь выросла в доме, настолько погрязшем в старых деревенских традициях, что не сможет даже посмотреть на мужчину!»
Да, никто не мог бросить Фэнтези упрек в том, что она не научила свое чадо раскованному стилю жизни. И, видит Бог, она так и ушла в мир иной, ожидая рыцаря с англоавстралийской кровью в жилах и толстой мошной, готового прийти им на помощь.
Когда Тейт открыла дверь, Джон не сделал даже попытки скрыть своего жадного внимания к ее прелестям — на Тейт была тонкая футболка без лифчика и короткие шорты.
— Снова обедаешь одна, милашка?
— Просто для разнообразия, — сказала она сухо, принимая у него пиццу. И добавила удивленно: — О, да она почти горячая!
Джон улыбнулся.
— Я достал ее прямо из духовки, отправляясь к тебе.
— Наверное, не было желающих ее заказать.
Он пожал плечами.
— Кто захочет пиццу в тридцатиградусную жару?
— А я все съем, лишь бы самой не готовить.
— Так почему бы нам не пойти вместе куда-нибудь пообедать?
— Не хочу, чтобы ты расстраивался, когда мне придется тебя прогнать.
— Для дочери путаны ты слишком много о себе мнишь.
Тейт слегка покраснела. Он что, назвал ее дочерью проститутки, чтобы задеть? Если так, то напрасно старался: ее собственная мать использовала этот термин в обычных разговорах.
— Я действительно много о себе воображаю, — сказала она нарочито сладким голосом. — Иначе бы ты не стоял здесь со взведенным курком. А теперь отвали-ка, Джованни, или будешь иметь дело с дядей Марио!
— Сука! — проговорил он. — Ты еще получишь по заслугам в один прекрасный день, Татум Милано!
— Я знаю. — Она одарила его ослепительной улыбкой. — Но кротость унаследует землю. Чао, Джованни.
— Джованни! — Голос Лулу прозвучал неожиданно для обоих. — Ты что это пристаешь к Тейт?
— Что вы, синьорина Грант. Я просто принес ей пиццу. — Джон улыбнулся, слегка прикоснувшись к локтю Лулу. — Станет ли мужчина моих лет проявлять интерес к такой бамбине?
— Знаешь что, Джованни…
— Джон. Зовите меня, пожалуйста, Джон…
— Так вот, дорогой Джон. Убери-ка свою потную руку с моего локтя, иначе я спущу тебя с лестницы. И вот еще что имей в виду, — добавила она, когда, обескураженный, с красным лицом, он начал спускаться по ступенькам. — Не зарься на то, что тебе не по зубам.
Тейт спрятала лицо, давясь от смеха.