И вот теперь, сидя в заурядной закусочной, она горько улыбнулась своей прошлой наивности, своей вере, что она такая же, как все. В течение восьми лет уже она верила, что живет, «как все», притворяясь, что прошлого не существует, и все-таки не стала такой, «как все». Ведь обычные нормальные люди не притворяются, что первых шестнадцати лет вовсе не было в их жизни, не избегают упоминать их в разговорах, не стремятся изо всех сил забыть их. Нормальные люди не бегут от ответственности, от сложностей и риска повседневной жизни. Они не отвергают любовь.
А она именно это и делала.
Она любила Джейса, любила всей душой, но боялась облечь свою любовь в слова, потому что не была уверена, что ему достаточно одной только этой любви. Она хотела, чтобы у Джейса было все, и она знала, что он хочет иметь семью… И детей… Но, поскольку маловероятно, что она когда-либо сможет подарить ему детей… Нет, мучительно даже думать об этом и… И оскорбительно для него допустить, что он бросит ее, когда станет ясно, что операция для нее неизбежна — операция, после которой у нее никогда не будет детей.
Но что же делать? И чего она в самом деле хочет?
Поставив локти на стол и обхватив подбородок руками, она сосредоточилась на этом вопросе.
Дети?.. Это был камень преткновения. Она не помнила точно, когда вбила себе в голову, что не хочет иметь детей, но точно помнила, когда в первый раз сказала это вслух, ей было еще только шестнадцать.
Тогда Джуди впервые повела ее в женскую клинику, и единственное, что ее волновало в эндометриозе, когда решительная особа в белом халате объявила ей свой приговор, это то, что от него бывают боли, но не то, что он приводит к бесплодию. По дороге домой Джуди утешала ее, говоря, чтобы она не беспокоилась, что не сможет иметь детей, поскольку такое случается очень редко. Тогда Тайт и повторила ей слова, которые слышала от Лулу несчетное количество раз: «Мужчины и дети не стоят того, чтобы о них беспокоиться. Но мужчины хоть на что-то годятся, а детей я вообще не хочу».
С кем же судьба сыграла более злую шутку: с ней или с Лулу? Но вопрос не в том, напомнила она себе, вопрос в том, в самом ли деле она теперь хочет детей?
— Да, если их отец — Джейс! — непроизвольно вслух произнесла она эти слова. Но сознание невозможности исполнения этого желания еще больше обострило боль в душе.
Ну, ладно, ладно, сказала она себе. Держи себя в руках! Убери Джейса из сценария прямо сейчас, хотя бы на секунду. Хочешь ли ты сама детей?
И задумавшись об этом, ясно поняла, что любого ребенка она хотела бы разделить с Джейсом, и будь у нее выбор, не согласилась бы стать единственным родителем его. И дело даже не в том, что она не верила, что сможет стать хорошей матерью — просто была убеждена, что каждый ребенок заслуживает двоих родителей, а не одного, как в детстве она сама…
Ее размышления запнулись об эту мысль. Да, каждый ребенок заслуживает двоих родителей, но реальность, увы, не всегда такова. У некоторых, как у нее, была только мать. Но Фэнтези была с ней только пятнадцать лет. А можно сказать, что и целых пятнадцать лет. Ведь маленькая Алира-Джейн будет с Лулу только треть этого срока, и то если повезет…
О Боже! Горячие слезы обожгли ее глаза, когда она вспомнила, что ответила той женщине, которая некогда взяла ее к себе и которая сделала все, чтобы (как уж умела) заменить ей родную мать. Сделала все, чтобы уберечь ее от той судьбы, которая выпала ей самой и Фэнтези. Возможно, воспитывать ее малышку она бы и не смогла, но просьба Лулу поддерживать регулярный контакт с ней, чтобы та не чувствовала себя в этом мире одинокой… В этом Тейт не имела ей права отказать! Неужели она и в самом деле стала до такой степени бездушной и черствой, что не захочет видеться с ребенком после того, как Лулу умрет!
Если бы, скажем, Кейли обратилась к ней с подобной же просьбой, она бы согласилась, конечно, не раздумывая. Так почему же фактически отказала Лулу?.. И ответ ей самой уже, в сущности, был ясен: потому что Кейли это не то, что Лулу. Кейли была частью того «нормального», того «как у всех» мира, который она в своем воображении создала. А Лулу не была его частью, и, значит, ее ребенок тоже не был…
Боже милостивый, подумала Тейт, неужели в своем стремлении стать «нормальной» частичкой общества она дошла до такого, до того, чтобы оттолкнуть от себя тех, кто в детстве беспокоился о ней, кто не бросил ее тогда, когда о ней некому было больше позаботиться? Неужели она сама превратилась в одну из тех, кто шептался у нее за спиной, кто запрещал своим детям играть с ней из-за того лишь, что у нее была такая мать?
Что ни говори, а она подошла очень близко к этой черте. Чертовски близко, чего уж там скрывать! И осознание этого передернуло ее душу…
Из будки телефона-автомата Тейт набрала код Уогги, а потом номер, записанный на клочке бумаги, который с намерением выбросить она доставала и комкала сотни раз. Рука, державшая трубку, подрагивала, пока на другом конце провода звучали длинные гудки. Наконец отозвался голос, который она сразу узнала.
— Лу, — быстро сказала она. — Знаешь, я передумала. Я готова встретиться с Алирой-Джейн, если ты привезешь ее в январе в Сидней… Я… Я встречусь с вами обеими. Но только не раньше пятнадцатого. — Она не стала говорить, что за неделю до пятнадцатого у нее назначена лапароскопия, ведь ее собственные проблемы со здоровьем — пустяки по сравнению с проблемами Лулу.
— Спасибо, Тейт. — Волнение, прозвучавшее в голосе Лулу, было совсем не похоже на тот небрежный тон, с которым она сунула Тейт свой номер телефона, уходя из ресторана со словами: «Позвони, если надумаешь». — Спасибо от всего сердца! Я не могу передать тебе…
— Лулу! — прервала она, чувствуя легкую панику в душе. — Я обещаю только повидаться с ней и… время от времени быть с ней в контакте. А кроме этого… Ну, в нынешней ситуации я больше ничего обещать не могу.
Лулу, похоже, слегка усмехнулась на другом конце провода.
— Я всегда полагалась не на обещания людей, а только на свое чутье. Я позвоню тебе, когда мы приедем в Сидней.
Тейт вздохнула.
— О'кей. Да, и еще, Лу… Желаю тебе и Алире-Джейн веселого Рождества.
На линии возникла короткая пауза, прежде чем донеслись ответные слова:
— Спасибо, Тейт. Оно таким и будет. Я хочу устроить его чертовски веселым, чтобы дочка никогда не забывала его… и меня.
— О, Лу… — В трубке давно уже была тишина, а Тейт все никак не могла сдвинуться с места. Жгучие слезы застилали ей глаза.
— Я еще работаю здесь?
Джейс повернулся в кресле, оторвавшись от панорамы за окном, которую он созерцал, не видя, в сущности, ничего в течение последних полутора часов. Тейт, стоявшая на пороге, выглядела такой грустной и несчастной, что у него сердце дрогнуло от предчувствия какой-то беды. Но, испытав облегчение уже оттого, что она все-таки вернулась, он широко улыбнулся.
— Не в обычаях нашей фирмы увольнять красивых сотрудниц ни за что ни про что. Подумаешь, нагрубила боссу и обедала лишних полчаса. С кем не бывает.
Слабая улыбка появилась на ее губах, когда она медленно шагнула в кабинет.
— Я знаю, что должна извиниться и объяснить…
— Извинений не нужно, и объяснять ты ничего не должна, если сама этого не хочешь.
— Я хочу, — возразила она. — Но просто не знаю, с чего начать. Джейс, — сказала она, подходя к нему, — не говори ничего, пока не выслушаешь все, что я тебе скажу. Хорошо?
Он молча, хотя и настороженно, кивнул.
— Прежде всего… я люблю тебя. Я… — Она осеклась, когда Джейс подхватил ее и с радостным лицом закружил по комнате. Его губы прикоснулись к ее губам, а крепкие объятия, хоть и лишили ее легкие воздуха, но зато наполнили ее душу жизнью. Это продолжалось несколько мгновений, прекрасных, сладких мгновений, а когда он отпустил ее губы, дыхание его было таким же взволнованным, как и ее собственное.