– Я изучала Аростеги.
– Они марксисты?
– Читала их и поняла, какая я необразованная – страшно подумать! Расстроилась, даже голова разболелась. Я в их книгах без интернета разобраться не могу. Но они просто опьяняют. Не пойму, кто они такие – Аростеги. Были. Потому что она мертвее мертвого. И разрезана на кусочки.
Наоми сложила ладони перед глазами – закрылась от гнетущего потолка.
– Оми, Тан.
Натан небрежно вытирал член попавшимся под руку краем простыни – Наоми заставляла себя считать эту его привычку очаровательной. Такое поведение, наверное, и называется пассивно-агрессивным? Может, когда она глотает, он так не делает? Наоми не помнила.
– Мы с тобой, – сказал Натан. – Оми Тан. Похоже на имя вьетнамского гинеколога.
Не убирая рук от лица, Наоми покачала головой.
– Так странно, что ты это сказал. Очень странно.
– Почему же?
– Потому что я действительно познакомилась с вьетнамкой-гинекологом. Ну, или почти гинекологом.
Наоми опустила руки, повернулась лицом к Натану. Губы ее еще блестели.
– С личным врачом Селестины – доктором Фан Чинь. Влагалище своей пациентки она изучила очень хорошо.
– Это она марксистка? И преступница?
– Доктор Чинь? Нет, я думала об Аристиде, когда тебя спрашивала.
– Он марксист и преступник?
Наоми встала с кровати, присела на корточки возле своего чемодана, расстегнула молнию, принялась копаться в его внутренностях. Несколько капель вязкой жидкости вытекло из нее на ковер.
– Скорее так: марксист и поэтому преступник. Понимаешь, его – их тексты – это что-то сумасшедшее, читаю и чувствую себя мудрой, проницательной, а ты знаешь, как легко меня соблазнить интеллектом, – сам этим воспользовался тогда, в первый раз, чтобы уложить в постель.
Наоми снова плюхнулась на кровать. В руках у нее был серебристо-белый айфон 5s.
– Хочу твой конец сфотографировать.
Натан уставился на нее, не веря своим ушам.
– Таскаешься по всему миру с сумкой, упакованной по последнему слову фототехники, и собралась снимать мое достоинство на мобильник? А откуда у тебя айфон?
– Из Шарля де Голля. Я ведь всегда хотела разоружиться, ты и сам это отмечал, и вот закономерный итог. Заброшу чемодан с фотоаппаратом и всякой всячиной подальше и буду путешествовать только с этой штукой. Даже HD-видео можно снимать. И монтировать прямо на телефоне, в самолете например. Фокус наводится касанием. Двойная светодиодная вспышка. Биометрическая защита. И макро отличное. Смотри.
Она устремилась к его паху, поднесла телефон к головке члена и принялась снимать; телефон издавал восхитительные звуки – клацанье затвора, и Натан вспомнил об австралийском лирохвосте, который имитирует щелчки фотоаппарата (папарацци ведь и по лесам ходят), чтобы привлечь самку. А может, не такой уж он безобидный, этот айфон? Вдруг это существо, выращенное из стволовых клеток, способное к трансформации, насмешка над Натаном и его настоящим фотоаппаратом с настоящим, материальным затвором, чей звук невозможно отключить? И в перспективе этот организм, который может бесконечно видоизменяться, заменит все остальные устройства на земле – пульты дистанционного управления, таймеры, ключи зажигания, колки для гитар, GPS-модули, люксметры, спиртовые уровни и что там еще?
– А теперь mit Blitzlicht[8].
Светодиоды на задней глянцевой панели айфона вспыхнули, окатив кончик его пениса потоком холодного голубого света цветовой температуры 5400 кельвинов. Ничего не почувствовав, Натан даже удивился. Наоми поднесла телефон к его лицу.
– Видишь, если снимать макро, вспышка не такая яркая. Отличная экспозиция, естественная цветопередача, и хозяйство твое вроде бы не оторвало.
Теперь она сама посмотрела на снимок и, восхищенная его безжалостной четкостью, яркостью, поцеловала экран, оставив на нем следы спермы. Товарный фетишизм чистой воды.
Натан перевернулся, лег на Наоми сверху, стал рассматривать фотографии поверх ее плеча. Ему вспомнился снимок с галапагосскими игуанами, совокупляющимися на залитом солнцем камне. Наоми указательным пальцем листала фотографии туда-сюда, но ноготок ее не постукивал привычно по экранчику, – со вспышкой и без, макро, микро – как она успела столько нащелкать? И даже несколько общих планов – с мошонкой.
– Не по себе мне от этого, Оми. Какой-то экзистенциальный дискомфорт.
Она принялась обрабатывать снимки – “состаривать”: вот так симпатично выглядел бы его член, снятый “Инстаматиком” в шестидесятые, а вот так – “Полароидом” в восьмидесятые.
– Красиво говоришь, Натан. А что тебе не нравится? По-моему, чудесно. И, кстати, можешь забирать свой распрекрасный макрообъектив. Мне он больше не понадобится.