Натан сделал несколько снимков кружащего у стола Мольнара, который, судя по его телодвижениям, позировал с удовольствием.
– Открытые окна в операционной – это необычно, – не удержался от замечания Натан.
– С коммуникациями в больнице беда, знаете ли, кондиционеры не работают. Слава богу, окна есть. Здание очень старое.
Наконец доктор занял свое место у стола – два ассистента расположились по бокам – и взмахнул над ним руками, будто призывая духов.
– Но оборудование, как видите, превосходное. Первоклассное, ультрасовременное.
Натан послушно принялся тщательнейшим образом фотографировать оборудование и постепенно дошел до головы пациентки, которую скрывала, отделяя от тела, рамка, завешенная куском медицинской ткани, тоже светло-голубой. Автономная голова казалась погруженной скорее в дремоту, чем в анестезиологический сон, и была очень красивой. Короткие темные волосы, славянские скулы, большой рот, изящно заостренный подбородок с ямочкой. Натан ее чуть не сфотографировал.
– Вы, вижу, не меняете объективы. У последнего фотокорреспондента, что тут снимал, был целый патронташ объективов. То один прикрутит, то другой – кино…
– Вы весьма наблюдательны, – заметил Натан. Комплименты доктору Мольнару, очевидно, не надоедали, а Натану доставляло извращенное удовольствие находить способы неявно ему польстить. – Иногда я ношу с собой второй фотоаппарат с макро. Но вообще современные объективы с зумом в основном качественнее старых с постоянным фокусом. Изучали фотографию?
Доктор Мольнар улыбнулся под маской.
– Я совладелец ресторанчика при гостинице в Пеште. Непременно заходите. Будете моим особым гостем. Так там все стены увешаны моими фотографиями обнаженной натуры. Но такие штуковины, – зажимом причудливой формы доктор указал на “Никон”, – я не использую. Я поклонник аналоговой техники. Пленка среднего формата, и больше мне ничего не нужно. Фотоаппарат медленный, громоздкий, неуклюжий, но на фото изумительна каждая деталь. Ее можно лизнуть. Можно попробовать на вкус.
Маска доктора оттопырилась – совершая движения языком, он демонстрировал свой подход к фотографии. В первых беседах с Натаном Мольнар уже заявлял, что первоначально хирургия привлекла его именно как тактильная сфера; соображениями тактильности он руководствовался во всем. И не упускал случая напомнить Натану об этом.
Затем, не меняя тона, плавно – плавность эта показалась Натану исключительным умением венгров – доктор Мольнар перешел к другой теме и спросил:
– Вы знакомы с нашей пациенткой, Натан? Она из Словении. Une belle Slave[4].
Мольнар глянул за рамку и весело, с обезоруживающей словоохотливостью обратился к отделенной голове:
– Дуня, познакомься, это Натан. Ты дала письменное согласие на его присутствие, и вот он здесь, с нами. Поздоровайся же с ним.
Сначала Натан подумал, любезный доктор шутит; Мольнар всячески подчеркивал, что его подход к хирургии не лишен известной доли легкомыслия, и болтать со спящим под наркозом пациентом было, без сомнения, в духе Мольнара. Однако, к удивлению Натана, веки Дуни неуверенно задрожали, она пошевелила языком и губами, словно хотела пить, и сделала короткий быстрый вдох – почти зевнула.
– Проснулась, – сказал Мольнар. – Прелесть моя. Здравствуй, милая.
Между пациенткой и доктором пробежало что-то глубоко интимное, какая-то волна, и Натан деликатно отступил назад. Ноги в бахилах скользили по полу. Неужели у этих двоих была связь? Вряд ли все можно списать на своеобразный стиль общения с больными, принятый в Венгрии. Обтянутыми латексом кончиками пальцев Мольнар коснулся своего скрытого маской рта и приложил стерильный поцелуй к Дуниным губам. Она хихикнула, затем коротко отключилась и снова пришла в себя.
– Поговори с Натаном, – предложил Дуне Мольнар и, кивнув, отошел: ему было чем заняться.
Дуня с трудом сфокусировала взгляд на Натане – механически, словно наводила объектив на резкость. А потом сказала:
– Да-да, сфотографируйте меня в таком виде. Это жестоко, но я так хочу. Золтан гадкий. Гадкий доктор. Приехал побеседовать со мной, остался, и мы долго были вдвоем у меня дома, в моем родном городе…
Снова полупьяный смешок.
– …где-то в Словении. Не помню, как он называется.
– Любляна, – подсказал Мольнар. Вместе с ассистентами он стоял в изножье операционного стола и раскладывал инструменты.