Потом ему объяснили его заблуждение. Правда восторжествовала, но он перестал торжествовать. Он больше не верил в речку, а в трясину верить не хотелось, и он засох от печали и разочарования. И склон, по которому он бежал, высох, потому что некому было его орошать.
Странно как получилось: пока ручеек верил в то, чего не было, и сам он был, и вокруг него чего только не было. А как перестал верить...
12
Для женщины, говорила Жанна Романовна, главное - встретить хорошего человека. Хороших людей много, но они почему-то редко встречаются. Они как воздух, который всюду, а потрогать его нельзя. И только редко-редко бывает так, что воздух вдруг материализуется и ты сможешь им не только дышать, но и взять его за руку, заглянуть в глаза, поговорить с ним о здоровье и о работе.
Вообще-то быть хорошим человеком нетрудно. Не нужно бросаться в огонь и в воду, спасать горящих и утопающих (как говорит директор гостиницы, спасать горящих от утопающих и утопающих от горящих), нужно только одно: со всеми соглашаться. Даже если имеешь свое мнение (хотя иметь свое мнение еще трудней, чем иметь свою виллу на берегу Баб-эль-Мандебского пролива, тоже выражение директора), все равно надо соглашаться. И с горящими, и с утопающими: "Что вы? Громче, пожалуйста! Ах, на помощь? Совершенно с вами согласен. На вашем месте-я бы кричал то же самое".
Нужно ли говорить, что Калашников был именно тем человеком, которого всю жизнь ожидала Жанна Романовна? Он по природе своей со всеми соглашался. Когда Жанна Романовна с ним разговаривала, она разговаривала как бы сама с собой - до того точно Калашников воспроизводил ее мысли и настроения. И вдруг все это рухнуло, и Жанна Романовна почувствовала себя, как отставший от каравана верблюд, который все еще надеется догнать караван, уходящий все дальше и дальше.
Если изобразить это на географической карте, то Зиночка и Калашников были Евразией, а в особенно пылкие минуты - Еврафрикой, тогда как Жанна Романовна была Австралией или даже замерзающей от одиночества Антарктидой. Как будто Антарктида сдает жилплощадь Еврафрике, и там эта площадь живая, а у Антарктиды - нет.
И тогда она отказала Зиночке от квартиры.
"Вы знаете, Зиночка, как я одинока, - так начала Жанна Романовна этот неприятный, но решительный разговор. - В целом мире у меня никого нет. Вы у меня одна... Вы и Калашников. Но с ним у меня нет той близости, какая с ним у вас... верней, какая у меня с вами... Вы мне как родная... - Жанна Романовна замялась: такая разница в возрасте. Сказать "сестра" - обидеть Зиночку, сказать "дочь" - обидеть себя. - Вы мне как родная... родственница... Я даже не знаю, что со мной будет без вас... А с ним? Вы о нем подумали?"
"Жанна Романовна, завтра мы переедем. У меня есть двухкомнатный вариант, я сдам Калашникову комнату".
Жанна Романовна загрустила.
"Зиночка, вы человек крайностей. Оставаться - так всем оставаться. Переезжать - так всем переезжать. Калашникову переезжать не надо, зачем меня оставлять одну?"
"Жанна Романовна, мы же взрослые люди!"
С тех пор как Зиночка почувствовала себя взрослой, она постоянно всем доказывала, что она взрослая. Такова судьба современной женщины: до тридцати доказываешь, что ты уже взрослая, после тридцати, что ты еще молодая.
Утром они переезжали. Калашников стоял со своим чемоданчиком в коридоре, пока бригада грузчиков выносила вещи Зиночки.
Но вот вещи погружены, можно уходить. Калашников направляется к выходу - и в это время слышит спокойный голос Жанны Романовны: "Калашников, идите пить чай!"
Он ставит чемодан и идет пить чай. "Мы же переезжаем!" - кричит ему вслед Зиночка. "Переезжаем", - отзывается Калашников и берет чемодан. "Чай уже на столе!" - предупреждает Жанна Романовна. Калашников ставит чемодан и идет пить чай.
Зиночка уже вышла за дверь и в последний раз крикнула оттуда: "Калашников!"
Но Жанна Романовна успела крикнуть последней.
13
Дарий Павлович не зря напросился ночевать в киоске. Здесь, на этом месте, была когда-то их полуфизическая Лаборатория. Потому что здесь была одна из множества точек, где память человека подключается к памяти земли.
Он расположился на полу и прямо из киоска шагнул в Лабораторию.
И тут же увидел Дусю. И устремился к ней с проворством стрелки компаса, почуявшей север, но Ленчик прикрикнул на девушку; "Дуся, поставь на место товарища!" И объяснил Дарию Павловичу: "Это она так воздействует. У вас многие не верят, считают, что телекинез - это кино по телевизору, а мы это называли иначе: посмотрит - рублем подарит".
Дуся опять притягивала Дария Павловича. Может, она не знала, что она всего лишь воспоминание? Теперь уже ничто не имело смысла: ведь прошло столько лет.
Что он ей скажет? Что были такие времена и ему пришлось выбирать между нею и своим будущим? Он тогда думал: друзей у него будет много, а будущее у человека одно. Ему и потом приходилось выбирать между друзьями и будущим, и друзей становилось все меньше. Потому что он всегда выбирал будущее, считая, что оно у человека одно.
А оно не одно. Позднее, уже в старости, он понял, что будущих у человека - что дорог на земле, и выбираешь их каждый день, даже тогда, когда об этом не подозреваешь...
Дарий поискал глазами Мария. Тот сидел в глубине комнаты, к нему спиной. "Столько лет прошло, а он все еще не может забыть", - с горечью подумал Дарий Павлович.
Как будто они никогда не играли в греко-персидские войны, не маршировали по улицам мирного города, не подозревая, что охота на великих полководцев уже начата и ни на одной войне не погибло столько полководцев, сколько их погибнет в этом коротком мирном времени. Пусть бы они появились - те, которые будут вдохновлять нас в нашей борьбе, - Александры Невские и Дмитрии Донские, Александры Суворовы и Михаилы Кутузовы... Кто бы уцелел из них до начала предстоящей войны?
"Ну, как ты тут, Марий?" - спросил Дарий Павлович, и сам удивился вопросу: а, собственно, где это - тут? Марий что-то мастерил за столом и даже не обернулся.
Конечно, Дарий был виноват, но они забыли, какое было время. Они остались в том времени, в его правоте. Смерть как будто присвоила себе монополию на правоту: сколько ей ни толкуй, она ничего не слышит.
Не нужно было Дарию сюда приходить. Мертвые ничего не забывают и ничего не могут изменить в своей памяти. Они помнят жизнь такой, как она была, она остается в них, как самое яркое впечатление...
"Все-таки ты его притягиваешь, - сказал Ленчик. - До сих пор притягиваешь..."
Они тогда шутили, что Дарий стал жертвой ее телекинеза: она передвигала его, как передвигают предметы на расстоянии. И ему было приятно перемещаться так, как хотелось ей, но при этом он старался сократить расстояние. Дуся тоже этого хотела: чем короче расстояние, тем меньше затрачиваешь энергии, воздействуя на объект, поэтому расстояние между ними все сокращалось...
14
В последний раз они виделись у кого-то на дне рождения. Во главе стола сидел краснолицый и рыжеволосый парень, которого все называли Вовой, но с таким уважением, словно произносили полностью имя, отчество, а также фамилию и занимаемую должность.
Вова был стотысячный житель провинциального города Хвелецка (или Хлевецка). В награду за это ему воздавали всяческие почести, а теперь вот послали в областной центр для повышения квалификации, - может быть, в надежде сделать из него миллионного жителя.