В уезде банда объявилась прошлой осенью, начав с нэпмана Каракаева, пятеро членов семьи трупами дождались приезда милиции, потом кооператор Берг вместе со стариками-родителями, руководитель артели Савицкий — в тот раз без детей и стариков обошлось, артельщик с женой жили одиноко, а аккурат как снег сошел, их жертвой стала семейная пара Абрикосовых, живших в том доме, возле которого Мальцев встретил нового инспектора.
— Инспектора нового встретил, — сказал он Карецкому. — Прописки нет до сих пор, а уже почти неделя прошла. Непорядок.
— Управдомы не по моей части, это тебе к его начальству, в коммунхозотдел. Вот если он сворует что-нибудь, сразу займусь. А что за инспектор-то такой?
— Который из Москвы, на мотоцикле разъезжает американском.
— А, по направлению. Да, наслышан уже, — Карецкий устало потянулся, потер глаза, — всех девок переполошил, только и разговоры о нем. А всего-то надо вот такую штуку себе между ног засунуть и проехаться. Где ты его встретил?
— У дома Абрикосовых, ну этих нэпманов, которых весной порешили.
— Странно. И с чего он там ошивался?
— Да вроде как по работе, вместе с другим коммунхозовским.
— А, вот оно что. Думаешь, к зазнобе твоей подбирается? — Карецкий хотел хитро подмигнуть, но вместо этого широко зевнул, показав желтые от курева зубы. — Пал Евсеич, смотри, уведет девушку. Ох, сейчас бы поспать. Вроде тихий городок, мирный, а сколько швали развелось. Из Москвы их выставляют, так они сюда, по селам хоронятся, а в Рогожск приезжают фраеров пощипать. В трамвае опять карманник объявился, сегодня уже второе заявление принесли. А как я его найду? Базарный день на носу, народу тьма. Как лед на реке сошел, склады опять начали потрошить, уж засады ставим на дорогах, а они как-то просачиваются, сволочи. За лето уже одиннадцать случаев, ни одно не раскрыли. Слушай, бросай-ка ты свою кабинетную работу — и айда к нам, а то совсем там у себя в суде зачахнешь.
— Нет уж, лучше вы к нам, — Мальцев поднялся. — Со складами дела открыты, если до октября подвижек не будет, нам тут не поздоровится. Сторожа все одно твердят — появились четверо, лица замотаны, связали, товар увезли. Если недоработаем, песочить нас будут мама не горюй, считай, почти на триста тысяч добра пропало.
— Согласен, — субинспектор развел руками. — Делаем, что можем. Штат маленький, народу не хватает. И так без выходных вон пашем. Раскрыли дело профсоюзного председателя Жамкина, который заявление писал, что сейф у них в комнате взломали и похитили двести червонцев. Сейчас похититель у нас в каталажке сидит, уже признался.
— И кто он?
— Так сам Жамкин и есть. Потратил кассу на баб и водку, а потом испугался, что за растрату посадят, и решил взлом инсценировать. Нанял местного урку, тот ночью в комнату залез, стекло разбил, сейф сломал, только приятелям своим проговорился. Мы его, голубчика, повязали, а денег-то нет. Где, спрашиваем, профсоюзное добро? Он на Жамкина и показал, так тот сразу, дурак, признался. Так что забирай обоих хануриков, дело раскрыто. А с бандой пока не получается, нет зацепок, кроме этого ножика.
— Все мы в одном положении, — жестко сказал следователь. — По шапке вместе и будем получать. Ладно, как с пальчиками определитесь, сообщи, а то вы любите сначала сами дров наломать, а потом в суд это принести.
— Обещаю, — приложил субинспектор руку к груди.
План, предложенный Афанасием, был прост, но только на первый взгляд. Никто Травину дом бы просто так не отдал, а за деньги — не было у Сергея таких денег, чтобы целый дом арендовать, чай, не нэпман.
— Значит, решил допнагрузку на себя взять? — Кац прочитал заявление, бросил на стол. — Сам додумался, или подсказал кто?
— Афанасий Лазаревич, — признался Травин.
— Вот жучила, все ходы знает. Ну да ладно, с обычным домом у тебя бы это не прошло, ты же понимаешь? — начкомхозотдела откинулся на спинку кресла, набил трубку табаком, не спеша раскурил. — А так соглашусь, и ты с жильем будешь, и нам польза, для общего дела. На то, чтобы в порядок здание привести, тебе даю шесть месяцев.
— И надбавку.
— И надбавку, — согласился Кац. — Ставка управдома низшей категории — восемьдесят рублей, значит, доплата тебе на два разряда вверх. Тридцать целковых получишь, больше не дам, и на ремонт выделю строго по смете. Что вы там надумали с Афоней?