Это Хэдди, моя лучшая подруга и соседка. После событий субботнего вечера я успешно избегала её и её пресловутого инквизиторского дознания. К счастью, у неё были дела, которые помешали ей находиться дома, потому что после одного раунда её вопросов ей стало бы известно всё, что произошло.
— Привет, Хэд!
— Рай! Где ты была? Ты избегаешь меня! — выговаривает она мне.
Блин, произнесено всего несколько слов, а она уже принялась за меня.
— Нет, ничего подобного! Просто мы обе были очень заняты…
— Чушь собачья! — возражает она. — Я разговаривала с Дейном, и в курсе событий. Почему ты не разбудила меня и не рассказала обо всём, когда пришла домой?
Я бледнею, представляя, что мог ей поведать Дейн, и потом понимаю, что, вероятно, она имеет в виду аукцион.
— Потому что ничего, кроме абсолютного унижения, не произошло. Это было ужасно.
— О, не думаю, что так уж и плохо, — саркастически заявляет она. — По крайней мере, в результате ты получила горячее свидание. Кто он?
Я закатываю глаза, поворачивая на подъездную дорожку к «Дому»:
— Некий парень…
— Ну, естественно. Рада, что это не некая девушка, иначе бы всё обернулось чем-нибудь иным. — Она смеётся над своей шуткой, и я тоже не могу сдержать улыбки от моей дорогой подруги. — Раскрой уже тайну!
— В самом деле, Хэдди, не о чем рассказывать. — Я слышу её хохот из трубки. — О, ты думаешь это не так? Я уже подъехала к «Дому». И должна идти.
— Подходящая отмазка, Рай. Не волнуйся, я вытяну из тебя подробности завтра, когда ты вернёшься с работы. — Меня передёргивает от обещания Хэдди Монтгомери раскопать детали. Она об этом не забудет.
— Послушай, я не знаю этого парня, — уступаю я, надеясь, что, если предоставлю ей какую-то информацию, она будет удовлетворена и не станет совать свой нос дальше. — Тедди познакомил нас до того, как я стала участницей аукциона. Его зовут Донован, и он сын одного из наших председателей. Это всё, что я знаю, — меня передёргивает от такого вопиющего умалчивания лучшей подруге.
В голосе Хэдди с другого конца линии слышится гул одобрения, и я точно знаю, какое выражение сейчас на её безупречном лице: маленький нос сморщен пуговкой, а губы сложены сердечком, пока она пытается определить, правду ли я говорю.
— Я, правда, уже на работе, Хэд. Мне надо идти. Люблю тебя. Пока, — произношу я наши обычные слова прощания.
— Я тебя тоже. До встречи.
***
Когда я подхожу к «Дому», там, как обычно, царит хаос. Я перешагиваю через шесть мешков с книгами, в беспорядке сваленных на лестничной площадке. Пока я иду мимо спален вглубь дома, из одной я слышу музыкальные композиции «Топ 40», а из другой доносятся звуки ссоры.
Через открытые окна с задней стороны дома я улавливаю, как мяч ударяется о бейсбольную перчатку, и знаю, что это Кайл и Рики в своей обычной погоне за выигрышем. В любую минуту один из них может начать жаловаться, что у другого — ужасные намерения. Они будут спорить, а потом перейдут к следующей забаве, играя в «Бакуган» или сражаясь в бейсбол на Wii1.
Я иду в большую комнату, и слышу Скутера, который сидит рядом с моим коллегой — адвокатом Джексоном, на диване, и хихикает, потому что они обсуждают преимущества Человека-паука перед Бэтменом.
Большая комната — общая зона отдыха, объединённая с кухней и превращённая в большую открытую гостиную. Огромные окна, выходящие на задний двор, распахнуты, и я вижу, как мальчики играют в мяч. Одна часть комнаты занята U-но составленными вокруг маленького медиацентра диванами, а в другой стороне стоит большой деревянный обеденный стол, в данный момент заваленный тем, что можно назвать незаконченной домашней работой. По цвету мебель больше землистого оттенка, не новая, но и не истёртая до дыр — скорее, слегка потёртая и бережно используемая.
— Привет, парни, — говорю я им, бросая сумку в районе кухонной зоны, и оценивая состояние ужина, который приготовлен в двух больших глиняных горшках.
В ответ мне доносятся различные варианты «Привет, Райли!» от обитателей «Дома».
Джексон поднимает на меня взгляд, его карие глаза полны веселья от разговора с восьмилетним Скутером, и он улыбается мне:
— Мы просто отдыхали после выполнения домашней работы. Задания были закончены до того, как ужин был готов.
Я поднимаю крышку одного из горшков и помешиваю содержимое; кажется, это тушёное мясо и овощи. Мой желудок урчит, напоминая, что сегодня я работала без обеда.
— Пахнет неплохо, — резюмирую я, хлопая по руке Шейна, потому как он тянется отщипнуть от буханки свежеиспечённого хлеба, ломтями разложенного на противене. — Руки прочь. Это на ужин. Если проголодался, можешь взять себе пока какой-нибудь фрукт.
Он закатывает глаза, как это может только пятнадцатилетний мальчик.
— Эй, нельзя винить парня за попытку! — возмущается он, ломающимся от подросткового созревания голосом, обходит меня и смахивает со лба светлые лохмы.
— Тебе нужно постричься, дружище, — он пожимает плечами, а его кривая ухмылка, как всегда, похищает мое сердце. — Ты уже дописал свою статью, теперь я могу её прочитать?
Он поворачивается ко мне, одновременно пятясь.
— Да, мамочка! — отвечает он с прежним выражением нежности, которое хранит для меня. По сути, всё верно: для живущих здесь ребят персонал — родители, которых они потеряли, в результате смерти или из-за наркотиков, или по какой другой причине. Семи мальчикам я и мои сотрудники — опекуны, потому что никто из родственников не вызвался забрать их к себе. В большинстве случаев, возможность принятия кого-то из них в семью, когда они становятся старше определенного возраста, резко уменьшается. И государство передало попечительство над ними организации, которой руковожу я.
Обычно я работаю в головном офисе за несколько миль отсюда, но требую от своих коллег выделять на присутствие здесь, по крайней мере, одни сутки в неделю. Это время позволяет им стать ближе к мальчикам и никогда не забывать, за что и от имени кого, мы ежедневно боремся.
Эти мальчики и мой коллектив — моя вторая семья. Они питают меня эмоционально и бросают мне интеллектуальный вызов. Время от времени они испытывают мое терпение, вплотную постигая мои пределы, но я люблю их всем сердцем. И сделаю для них что угодно.
В кухне появляется Коннор, летя через помещение к чёрному ходу, на бегу удерживая что-то под рукой, за ним несётся, преследуя, Эйден.
— Эй, парни, успокойтесь, — пытаюсь я их урезонить, слыша, как Эйден кричит, что собирается вернуть это и заставить Коннора заплатить за содеянное.
— Остыньте, мальчики, — поддерживает меня глубокий баритон Джексона, который поднимается с дивана, чтобы проследить за их взаимодействием. Потому что эти двое постоянно конфликтуют, иногда до физического противостояния друг другу.
Чувствую, как моё бедро обхватывают маленькие ручки, и, опустив взгляд, внимательно изучаю ангельские глазки Скутера.
— Привет, малёк, — улыбаюсь я, медленно и неторопливо наклоняясь для ответного объятия. Он цепенеет от моих прикосновений, но хоть не вздрагивает. Мне потребовалось шестнадцать месяцев, чтобы добиться этой реакции от восьмилетнего мальчика, чей физический контакт с матерью в течение всей его короткой жизни был отмечен кулакам и разными твёрдыми предметами. Я опускаюсь на корточки до уровня его глаз и нежно целую в щёку. На меня смотрят доверчивые шоколадные глаза.
— Я согласна с тобой. Человек-паук гораздо круче Бэтмена. У него есть такие паучьи способности, о которых Бэтмену только и мечтать. — Он улыбается мне, с энтузиазмом кивая. — Может, пойдёшь наведёшь среди своих вещей порядок? Время ужина почти наступило.
Он кивает, застенчиво мне улыбаясь, и я наблюдаю за тем, как он идёт назад к дивану и своим любимым комиксам, в беспорядке разбросанным по полу. Я перевожу пристальный взгляд от Скутера к фигуре, забившейся в угол другого дивана.
Зандер неподвижен. Он в том же онемевшем состоянии, что и в течение последних трёх месяцев, что находится на моём попечении. Он замкнут, закрыт в себе, с бесстрастным выражением лица, пока смотрит приглушённый телевизор большими безумными глазами. У него есть любимая плюшевая собака, похожая на крысу и лопнувшая по швам, она, как спасательный круг, плотно прижата к его груди. Волнистые каштановые волосы мягко вьются на затылке. Они отчаянно нуждаются в стрижке, но я до сих пор слышу его испуганные крики, когда месяц назад он увидел, как я подошла к нему с ножницами в руках.