— Ну, по крайней мере, я только что получил подтверждение, что первый раз у меня будет.
Мои глаза распахиваются, когда я понимаю, к чему я только что с готовностью пришла. И, глядя на его лукавое озорство, не могу сдержать улыбки, растягивающей мои губы. Колтон качает головой, и, прерывая зрительный контакт, произносит:
— Посмотри на это, — он указывает на горизонт, где край солнца уже задевает полоску воды, и яркий шар тонет, проливая пастель на небосвод.
Благодарная за смену темы, я поворачиваюсь и бросаю взгляд на вид, который он мне демонстрирует, а потом спрашиваю:
— Почему так получается, что солнце добирается до горизонта целую вечность, а снижается буквально за минуту?
— Это отражение нашей жизни, тебе так не кажется? — загадочно интересуется он.
— То есть?
— Иногда в жизни выходит так, что, чтобы достичь максимума наших усилий в достижении цели, приходится совершить очень долгое путешествие. А когда, наконец, мы достигаем кульминации — всё очень быстро проходит, — он пожимает плечами, удивляя меня этой своей новой, философской, склонной к самоанализу стороной. — Мы упускаем то, что путешествие — лучшая часть этой цепочки. Собственно, причина всей затеи. Во время путешествия мы больше всего узнаём.
— Ты пытаешься что-то рассказать мне об окольных путях, Колтон?
— Нет, — произносит он, улыбаясь. — Просто высказал свои соображения. Вот и все.
Я осторожно поглядываю на него, всё ещё неуверенная в смысле его слов, хоть он и отказался их прояснять. Опять зарываю ноги в песок, ещё тёплый от солнечных лучей. Мне нравится ощущение, когда опускаешь пальцы в эту массу, двигая песчинки вверх-вниз.
Слышу, как рядом со мной возится Колтон, а потом раздаётся шуршание пакета из гастронома. Поворачиваюсь и вижу его, потянувшегося через одеяло, с двумя квадратными свёртками. Он садится рядом со мной, скрестив ноги, как ребенок в начальной школе. Упакованный квадратик располагается между нами.
— Лекарство от всех бед, — заявляет Колтон, протягивая мне его.
Когда я забираю у него не что иное, как брауни, наши пальцы соприкасаются, и мне нравится это прикосновение.
— Ты всё продумал для этого свидания за двадцать пять тысяч долларов, да? — дразню я его, быстро разворачивая упаковку. Он следит за тем, как я делаю первый укус; на моём языке тает восхитительный шоколад, мои глаза в знак признательности закатываются, а из горла вырывается восторженный стон. Вот это путь к моему сердцу!
Я перевожу взгляд от брауни на Колтона, пленённая выражением его лица.
— Ты хоть понимаешь, как чертовски сексуально сейчас выглядишь? — его голос звучит хрипло, даже немного болезненно.
Я перестаю жевать где-то посередине его тирады. Как ему удаётся сделать такие простые слова настолько очаровывающими в самый неподходящий момент? Искренность на его лице выбивает меня из колеи. И мы просто сидим, уставившись друг на друга, на расстоянии в полуметре друг от друга, на одеяле посреди пляжа. Без притворства. Без зрителей. Без ожиданий. Невысказанные слова, которые текут между нами, настолько сильны, что я боюсь моргнуть, боюсь пошевелиться или сказать что-либо из-за страха испортить этот момент. Это тот случай, когда я чувствую, что передо мной подлинный Колтон Донован — его незамаскированный уязвимый оригинал — который вызывает у меня желание потянуться к нему и забрать боль, мерцающую в этих зелёных глазах, чтобы облегчить ему жизнь. Показать, что существуют любовь и преданность без осложнений. Что отношения могут быть настоящими, чистыми и гораздо более мощными, чем можно себе вообразить, когда они строятся и взаимно подпитываются двумя людьми.
Я ощущаю в сердце призрачную боль, когда крошечная часть его отрывается, навсегда в этот момент отданная Колтону.
Наконец, я разрываю с ним зрительный контакт, опуская глаза на свои руки, ковыряющие брауни. Я знаю, что никогда не смогу ему это сказать. Просто никогда не получу такого шанса. В ближайшем будущем, в какой-то момент я охотно отдам ему своё тело, несмотря на уверения моей головы в том, что это ошибка. Я буду упиваться этой связью, которая будет наполнена благоговейными вздохами и переплетёнными частями тел, и останусь опустошённой после того, как он уйдёт от меня, пресытившись. Я смаргиваю слёзы, обжигающие горло, от предчувствия момента, который у меня ещё впереди.
«Это всё от приближающейся годовщины», — говорю я себе. Я никогда не была такой эмоциональной — такой нестабильной во время каких-либо размышлений.
Я отщипываю кусочек от своего брауни и кладу его в рот. Оглядываюсь на Колтона и вижу, как по его лицу ползёт застенчивая улыбка, свидетельствуя, что сейчас он испытывал те же чувства. Небо темнеет, становится холоднее, и меня начинает знобить.
— Ты замёрзла? — спрашивает он, убирая большим пальцем кусочек шоколада, прилипшего к уголку моего рта. Затем подносит этот палец к моему рту. Я приоткрываю губы и всасываю шоколад внутрь. Из его горла вырывается стон, а губы слегка приоткрываются, пока он не отрывает от меня глаз. Если бы я знала, как эротично наблюдать за его реакцией, то, по примеру Гензеля и Гретель, оставила бы след из крошек брауни по всему своему телу, и наслаждалась бы процессом их поиска в исполнении Колтона.
Как будто в ответ на его вопрос я опять начинаю дрожать, хотя внутри меня всё пылает.
— Наше свидание было экспромтом, и я не захватил для тебя тёплой одежды или дополнительного одеяла, — с сожалением в голосе выговаривает он. — Мы можем пойти ещё куда-нибудь, если ты хочешь.
Я поднимаю на него глаза, и вижу, с какой искренностью он смотрит на меня.
— Спасибо, Колтон. Я очень хорошо провела время.
— Несмотря на тяжелый разговор, — добавляет он, когда я делаю паузу в своем комментарии.
Я смеюсь:
— Да, несмотря на нелёгкие темы. У меня, на самом деле, была долгая неделя, и я истощена, — извиняюсь я. — Так что, я думаю, нам лучше вернуться. — Я не хочу этого, но изо всех сил стараюсь держать себя в руках.
— Оооо, облом! — Он шутливо прижимает руку к как бы израненному сердцу. — Это жестоко. Но я понимаю, — и смеётся.
Я помогаю ему упаковать оставшуюся еду и убрать её обратно в пакет, мы обмениваемся парочкой реплик. Я подбираю свои носки и обувь, когда Колтон объявляет:
— Сегодня Тедди подписал с моей корпорацией контракт.
— Здорово! — я не сдерживаю эмоций. Взволнованная открывающимися, благодаря этому соглашению, перспективами для моей профессиональной деятельности, и, в то же время, сомневающаяся в положительном влиянии этого сотрудничества на мою личную жизнь — но здесь уже без вариантов.
— Не могу выразить, как я благодарна…
— Райли, — с нажимом прерывает он мой лепет, — эта кампания не имеет ничего общего с происходящим между нами, — говорит он, указывая пальцем на меня, а потом на себя.
Чёрта с два не имеет. Меня бы не было здесь сейчас, если бы не эта договорённость.
— Несомненно, — бормочу я, соглашаясь, но понимаю, что не убедила его.
***
— Это мой, — я указываю на красно-белый «Мини Купер», припаркованный на улице, за пределами «Дома». Колтон останавливается за ним, приглушая сексуальное урчание двигателя. По всей улице светят фонари, только тот, который расположен ближе к «Дому», беспорядочно включается и гаснет. Из домов ниже по улице доносится собачий лай, в воздухе витает запах мяса, приготовленного на углях. Всё это создаёт атмосферу настоящего дома, который мои семь мальчиков, укрытых от невзгод за этими стенами, по-настоящему заслуживают.
Колтон обходит свой кабриолет, чтобы открыть мне дверь, и протягивает руку, помогая выйти. Я прижимаю к груди сумочку, и вдруг испытываю неловкость оттого, что иду к своей машине с рукой Колтона на пояснице.
Поворачиваюсь к нему лицом, опираясь спиной о дверцу. Цепляю зубами нижнюю губу и начинаю её терзать, потому что мои нервы, кажется, на пределе.
— Ну… спасибо за прекрасный вечер, Колтон, — произношу я, осматривая улицу, потому что не в силах смотреть ему в глаза. Я что, боюсь с ним больше не встретиться? Конечно, нет — я знаю, нам дальше вместе работать. Так почему я вдруг ощущаю в себе смесь тревоги и печали, прощаясь с ним сейчас? Почему мысленно ругаю себя за то, что не приняла приглашение пойти после пляжа куда-нибудь ещё?