Я ощущаю эту зазубренную боль в мгновение между бессознательным состоянием и возвращением в сознание. Я распахиваю глаза, отчаянно пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха. Каждый вздох вызывает боль, жжение и даётся с великим трудом. Мои глаза видят вокруг опустошение, но мозг не замечает осколки стекла, дымящийся двигатель и раздавленный металл. Разум не понимает, почему моя рука, согнутая в нескольких местах под неестественными углами, не может отстегнуть ремень безопасности. Не может освободить меня.
Ощущения как при замедленной съёмке. Я вижу частички пыли, дрейфующие в тишине по воздуху. Чувствую, как медленно по моей шее стекают струйки крови. Как сантиметр за сантиметром онемение поднимается по моим ногам. В моё сознание просачивается безысходность, опутывая душу и захватывая ядовитыми щупальцами каждую клеточку тела.
Я слышу Макса. Слышу его клокочущее дыхание, и даже в своём шоковом состоянии злюсь на себя, что не могу быстро его отыскать. Поворачиваю голову влево — вот он сидит. Его красивые вьющиеся светлые волосы окрашены красным, зияющая рана на голове выглядит такой странной. Я хочу спросить, что с ним, но мой рот меня не слушается. Я не могу сформировать слова. Его глаза заполняют страх и паника, и боль искажает безупречное загорелое лицо. Из его уха вытекает небольшая струйка крови, и я понимаю, что это плохо, но не осознаю, почему. Он кашляет. Звук получается странным, и на разбитом стекле перед нами появляются маленькие красные пятнышки. Я вижу, как его рука шарит по машине, ощупывая каждый предмет между нами, как будто он нуждается в этих касаниях как в поводыре. Его рука беспорядочно движется, до тех пор, пока он не нащупывает мою руку. Я не чувствую прикосновения его пальцев, но вижу, что наши руки соединились.
— Рай, — хрипит он. — Рай, посмотри на меня. — Мне нужно сосредоточиться, потому что, на самом деле, поднять голову, чтобы встретиться взглядом с Максом, невероятно трудно. Я ощущаю тепло от слёзных дорожек на своих щеках, чувствую соль на губах, но не помню, что плакала. — Рай, мне не слишком хорошо здесь, — я слежу за тем, как он безуспешно пытается глубоко вздохнуть, но тут моё внимание переключается на что-то другое, когда мне кажется, что я слышу плач ребенка. Я верчу головой, но не вижу ничего, кроме сосен, а от внезапного движения у меня кружится голова.
— Райли! Я хочу, чтобы ты сконцентрировалась. Смотри на меня, — он задыхается, делая короткие поверхностные вдохи. Я снова поворачиваю к нему голову. Это Колтон. Что он здесь делает? Почему весь покрыт кровью? Почему он на сиденье Макса? В его одежде? На месте Макса?
— Райли, — умоляет он, — пожалуйста, помоги. Пожалуйста, спаси меня, — он неровно втягивает воздух, его пальцы покоятся в моих. Голос опускается до шёпота. — Райли, только ты можешь спасти меня. Я умираю. Мне нужно, чтобы ты спасла меня, — его голова медленно наклоняется набок, губы слегка размыкаются, в уголке рта скапливается кровь, а прекрасные изумрудные глаза меркнут.
Я слышу крик. Громкий, пронзительный и душераздирающий. Он повторяется снова и снова.
— Райли! Райли! — я борюсь со схватившими меня руками. Трясущими меня. Утаскивающими от Колтона, когда он так отчаянно во мне нуждается. — Дьявол, Райли, проснись!
Я слышу голос Хэдди. Как она оказалась в этом овраге? Она пришла нас спасти?
— Райли! — меня снова неистово трясут, качая вперёд и назад. — Райли, проснись!
Я очухиваюсь в своей постели, руки Хэдди обнимают меня за плечи. Горло пересохло и саднит от крика, волосы прилипли к залитой потом шее. Я поднимаюсь, чтобы вздохнуть, мои удушающие всхрипы смешиваются с частым тяжёлым дыханием Хэдди, и это единственные звуки, которые я слышу. Руками я в защитном жесте охватываю саму себя, кисти рук свело от сильного напряжения.
Хэдди гладит ладонями мои щёки, её лицо в сантиметрах от моего.
— Райли, всё хорошо? Дыши глубже, милая. Просто дыши, — успокаивает она меня, её руки непрерывно гладят меня, заверяя, давая знать, что я сейчас в своей комнате.
Я судорожно вздыхаю, роняя голову на руки, потом провожу ладонями по лицу. Хэдди садится рядом, обнимая меня рукой.
— Опять тот же страшный сон? — спрашивает она, имея в виду кошмар, который периодически снился мне больше года после аварии.
— Да и нет, — трясу я головой. Хэдди не уточняет, о чём я, а даёт мне время опомниться и прогнать дурные видения прочь. — Сон тот же, только, когда, услышав детский плач, я оглядываюсь — рядом со мной умирает Колтон, а не Макс.
Она пугается моего замечания, её лоб морщится:
— У тебя давно не было кошмаров. Ты в порядке, Рай? Хочешь поговорить об этом? — спрашивает она, напряжённо вытягивая шею в попытке услышать, какая песня звучит в наушниках моего плеера, который я забыла выключить перед тем, как заснуть. Её глаза сужаются, когда она узнаёт звучащую композицию, и это позволяет ей сделать вывод о моём душевном состоянии. — Что он с тобой сделал? — требует она ответа, отодвигаясь, чтобы сесть передо мной, скрестив ноги. В её глазах пылает гнев.
— Я просто запуталась, — признаюсь я, тряся головой. — Просто это было так давно. Я чувствую, что забыла лицо Макса, а потом я так четко вижу его во сне... а потом, от того, что я оказываюсь в ловушке в автомобиле, на меня обрушивается удушающая паника. Может быть, это от переизбытка эмоций, — я заворачиваюсь в своё одеяло, стараясь избежать её вопросительных взглядов. — Возможно, я так давно ничего не чувствовала, а события прошлой ночи толкнули меня через край… перегрузили меня…
— Чем, Райли? — подталкивает она меня к ответу, потому что я молчу.
— Виной, — тихо произношу я, и позволяю этому слову повиснуть между нами. Хэдди тянется ко мне и берёт за руку, мягко сжимает, успокаивая. — Я испытываю вину и боль, и чувствую себя использованной, как все другие, — меня прорывает.
— Использованной? Что, чёрт побери, произошло, Райли? Мне уже нужно пойти и надрать этому высокомерному ублюдку задницу? — угрожающе вопрошает она. — Потому что я легко могу сменить пластинку. В смысле, я была впечатлена, когда он позвонил и спросил, как ты добралась до дома и всё ли в порядке…
— Он что?
— Он позвонил в полчетвёртого утра… около того. Я ответила на звонок. Даже не знала, что ты дома. Пришла сюда проверить и сказала ему, что ты дома и спишь. Он попросил меня передать тебе, чтобы ты позвонила ему. Что он должен был объяснить, что ты что-то неправильно поняла.
— Пфф, — всё, что я могу сказать, обдумывая ее слова. Он, в самом деле, звонил?
— Что случилось, Райли? — спрашивает она ещё раз, и на этот раз я понимаю, что её вопрос проигнорировать не удастся.
Я пересказываю ей весь вечер, начиная с момента, когда я оставила её, и до того, как она разбудила меня, кричащую. Я также описываю, что испытывала «после» с Максом, и какой обиженной и отвергнутой я чувствовала себя сегодня.
— Предполагаю, я чувствую себя виноватой из-за всей ситуации с Максом. Я любила его. Любила Макса каждой клеточкой своего существа. Но секс с ним — занятия любовью — и рядом не стояли с тем, что я испытала с Колтоном. То есть, я едва знаю Колтона, а он просто включил все мои кнопки и нажал на все рычаги, физические и эмоциональные, и это… — я ищу слова, перегруженная эмоциями. — Я не знаю. Думаю, такой секс должен быть с мужчиной, которого я безумно любила и за которого собиралась замуж, а не с тем, кому почти плевать на меня, — я пожимаю плечами. — Не с тем, для кого я — очередная зарубка на столбике кровати.
— Ну, я не могу сказать, что ты неправильно чувствуешь, Райли. Но если Колтон заставил тебя чувствовать себя живой после двух лет, когда ты была практически мертвой, то я не вижу в этом ничего плохого, — она снова сжимает мою руку, в её синих глазах глубокая искренность. — Макс никогда не вернётся, Райли. Думаешь, он хотел бы, чтобы ты оцепенела навсегда?
— Нет, — я качаю головой, вытирая тихую слезу. — Я понимаю это. Действительно. Но чувство вины за то, что я здесь, а Макс нет — не исчезает.