Особенно важна была роль латышских стрелков, полки которых были сформированы еще в 1915 году. Они обеспечивали захват власти на Северном фронте, наиболее близком к Петрограду, они участвовали в разгоне Учредительного собрания, они охраняли Кремль, когда там разместилось большевистское руководство, они подавляли выступление левых эсеров в июле 1918 года, они сражались на Восточном фронте, они упорно пытались установить советскую власть в Прибалтике, они сыграли решающую роль в разгроме Деникина, они штурмовали Перекоп. В большевистской пропаганде, а потом и в советской историографии латышские стрелки описывались как отважные, дисциплинированные и убежденные интернационалисты, представляющие собой авангард мировой революции.
Действительность была более сложной. В стихотворении латвийского поэта Александра Чака описывалась временная остановка латышских стрелков, возвращавшихся с врангелевского фронта, в провинциальном российском городе. Городские большевики встречают стрелков как героев, но внезапно местный чекист видит на штабном вагоне эшелона среди множества красных флагов небольшой красно-бело-красный латвийский флаг. Он гневно обличает это проявление буржуазного национализма, что в свою очередь вызывает ответную острую реакцию стрелков, которые угрожают бдительному чекисту самосудом. Они ясно дают понять, что участие в Гражданской войне было для них борьбой за независимую Латвию: победа белых такой сценарий совершенно бы исключала.[46] Художественное произведение не всегда является надежным источником, к тому же в межвоенной Латвии именно такой образ латышских стрелков был востребован, подобная версия устраивала и власти, и многих ветеранов.
И все же весьма вероятно, что такой эпизод действительно имел место. Большая часть стрелков, переживших Гражданскую войну, вернулась в Латвию. Там некоторые из них вступили в военизированную национальную организацию.
Многие люди, которые воспринимались как стопроцентные красные, по сути были союзниками большевиков, преследующими свои цели и в тех случаях, когда они использовали коммунистическую риторику.
Борьба белых и красных имела свою специфику в казачьих районах, в которых казаки вовсе не составляли большинства населения. Здесь нередко политический выбор определялся конфликтом поколений: молодые фронтовики-казаки выступали против стариков, представителей традиционной власти. Но часто этот выбор зависел от сословной принадлежности: для не казачьего населения областей красные порой казались естественными союзниками, первоначально даже бывало, что села иногородних встречали красногвардейцев торжественным крестным ходом, что приводило в замешательство комиссаров отрядов.
Борьба в регионе подпитывалась и тем, что казаки часто владели землей, которую арендовали у них иногородние, во время революции последние требовали передела. Такого рода конфликт можно было интерпретировать как классовый, хотя такая характеристика и была неточной; нередко весьма зажиточные иногородние, которых в иной ситуации окрестили бы «буржуями», оказывались в лагере противников казаков и белых. Казаки и иногордние, казалось, принадлежали к разным мирам, межсословные браки, например, были редки. Этот конфликт имел и этническое измерение: среди иногородних было немало выходцев из малороссийских губерний; казаки считали, что они воюют прежде всего с «хохлами», а украинские коммунисты проводили мобилизацию, призывая к войне с донскими казаками; они полагали, что именно такие лозунги найдут отклик. В некоторых же донских округах арендодателями земли были калмыки-казаки, а арендаторами — русские и украинские иногородние. Переплетение имущественных, сословных и этнических конфликтов придавало войне особенно жестокий характер, это был порой вопрос жизни и смерти не только для военнослужащих, но и для членов их семей. Неудивительно, что лучшие соединения красной кавалерии возникли на основе партизанских отрядов, созданных в этих местах. Неудивительно, что и многие казаки-калмыки вместе с семьями бежали из региона, когда его покидали белые…[47]
46
47
Ненависть красноармейцев к калмыкам-казакам проявилась при занятии Новороссийска, там калмыки были вырезаны при пленении, в то время как других пленных, включая офицеров, зачисляли в Красную армию.