Нельзя не вспомнить и войну, начатую в декабре 1917 года Советом народных комиссаров против украинской Центральной рады. Немалая часть современных украинских историков предпочитает не использовать термин «гражданская война», они пишут о «большевистско-украинской войне», являвшейся частью «украинской революции», но существует и иное мнение. Невозможно отрицать, что в ходе этой вооруженной борьбы украинцы сражались с украинцами, причем в рядах противников Центральной рады были не одни только большевики — так, огромную роль в борьбе с ней играли левые эсеры и анархисты, достаточно вспомнить Нестора Махно и Марусю Никифорову. Недаром даже представители Центральной рады в то время писали о «братоубийственной войне», спровоцированной большевиками.[17] В свою очередь вооруженные отряды противников Центральной рады, отступавшие под давлением германских и австрийских войск на территорию России, способствовали брутализации, милитаризации и эскалации конфликтов в сравнительно спокойных доселе пограничных регионах, в которых местные силы пытались сохранять хоть какой-то гражданский мир. Воздействие этих украинских партизанских отрядов на ход Гражданской войны в русских губерниях трудно переоценить.[18] Впрочем, некоторые историки видят истоки российской Гражданской войны уже в августе-сентябре 1917 года. В это время и большевики, и конституционные демократы в целом склонялись к тому, что политические проблемы следует решать силовым, вооруженным путем; лагерь сторонников компромисса стремительно таял. Можно согласиться с утверждением английского исследователя С. Смита: Временное правительство потеряло власть еще до того момента, когда большевики ее захватили, а Гражданская война нарастала уже со времени дела Корнилова, которое переживалось современниками как уже начавшаяся Гражданская война.[19] Начиная с сентября некоторые Советы и созданные ими комитеты захватывали власть на местах, игнорируя Временное правительство и его представителей. Власть Керенского выглядела слабой и неэффективной даже в Петрограде: там на глазах росла преступность, а в провинции поднималась волна погромов, среди которых выделялись погромы «пьяные» — их участники громили винные склады и заводы. Погромами сопровождалось и аграрное движение, при этом конфликты крестьян с помещиками и одних групп крестьян с другими переплетались с этническими и сословными конфликтами.[20]
Особую опасность эти конфликты представляли на Кавказе, где обострились противоречия между армянами и мусульманами, между горцами и казаками. Конфликт на рынке Грозного в мае 1917 года перерос в вооруженные столкновения. Горцы нападали на нефтяные промыслы и казачьи станицы, на железнодорожные поезда, а казаки обстреливали аулы из артиллерии… Под влиянием тревожных вестей, поступавших с Северного Кавказа, целые соединения Кавказского фронта уходили из действующей армии, чтобы принять участие в борьбе против горцев.[21] Историки обычно указывают на роль аграрного вопроса в разложении фронта: солдаты тянулись домой, опасаясь, что землю разделят без них. Но и этнические конфликты порой побуждали фронтовиков думать о скорейшем возвращении на родину.
Сами по себе отдельные конфликты, даже очень острые, вовсе не обязательно переросли бы в гражданскую войну, но таких конфликтов было много, а порой они лишь усиливали друг друга.
Не меньшую опасность, чем такие конфликты, представляли для Временного правительства укрепляющиеся структуры власти в национальных регионах. Особую обеспокоенность вызывали у его министров Финляндия и Украина.
Великое княжество Финляндское было автономной частью Российской империи, оно имело свои законы, свою денежную единицу, свой парламент, свое правительство. Самодержец всероссийский был для финнов конституционным монархом. Правда, права Финляндии царским правительством урезались, но после Февральской революции они были восстановлены. Для финских политиков этого уже было недостаточно, они требовали большей власти, большей степени свободы. Ситуация осложнялась и тем, что Финляндия была буквально набита российскими войсками, прикрывавшими Петроград, а Гельсингфорс являлся главной базой Балтийского флота. Февральская революция в Финляндии не была мирной, немало офицеров, прежде всего морских, были убиты. Это предопределило особую политическую радикализацию военнослужащих местных гарнизонов, недаром Ленин, планируя восстание в Петрограде, рассматривал их как важнейший ресурс. Все это переплеталось с социальным конфликтом внутри финского общества: социал-демократы и профсоюзы, предъявляя требования местной буржуазии, опирались на поддержку воинственных российских солдат и матросов, дисциплина которых, впрочем, падала. Это подталкивало и осторожную деловую элиту Финляндии к отделению от России. Историки пишут о процессах «многомерной радикализации» Финляндии, контроль над которой Временное правительство потеряло еще до своего свержения. Дредноуты и крейсера Балтийского флота, гарнизоны русских крепостей попросту отказывались выполнять распоряжения Керенского еще до прихода большевиков к власти, и их невозможно было использовать для борьбы с финским сепаратизмом.[22] Большевики, придя к власти, признали независимость Финляндии, правда, они надеялись, что местные революционеры захватят власть, опираясь на российские войска. В начале 1918 года началась гражданская война в Финляндии, в которой красные финны были побеждены белыми, действовавшими в союзе с германскими войсками.
17
18
О радикализующей роли агрессивных пришельцев, потерпевших поражение в своих собственных регионах и мечтающих о реванше на пограничных территориях см.:
19
20
О погромах и преступности см.:
21
22